на шранков.
Они рассказали Друзу историю предводителя Ущербов Пафараса, бывшего адепта Школы «Мисунсай», который напал на Клирика. По слухам, он был из знатного рода, нарушивший тайные соглашения: кардинальный проступок для Школы наемников. Его изгнали лет десять назад, тогда он скрылся в глуши.
– Он был первым отступником, польстившимся на Священную Награду, – объяснил Галиан. – Эдаким самоуверенным дураком, одним из тех, кто переворачивает мир с ног на голову, когда оказывается на краю. До смешного высокомерный. Говорят, он был объявлен вне закона за сожжение имперской таможни в одном из старых лагерей.
Так вот появились эти Ущербы. Скальперы то и дело пропадали в глуши, которая словно бы их поглощала.
– Налетают в мгновение ока, – сказал Поквас. – Бежать бесполезно.
Но все же после налетов оставались выжившие, и слава о бесчинствах Ущербов росла и множилась.
– Известнее, чем Шкуродеры сделались, понимаешь, – весело отозвался Галиан. – Единственные и неповторимые.
Акхеймион несколько раз украдкой взглядывал на Мимару во время разговора, до сих пор озадаченный ее бледностью и неверной поступью. Неужели она каким-то образом сблизилась с Сутадрой?
– Он принял смерть, выпавшую ему, – произнес Друз, возвращаясь к ней.
– Сутадра… – добавил он в ответ на ее резкий взгляд.
– Почему? Почему ты так говоришь? – яростно откликнулась девушка. Глаза ее заблестели от слез.
Чародей сглотнув, поскреб бороду, напомнив себе об осторожности при разговоре с Мимарой.
– Я думал, ты оплакиваешь его утрату.
– Око, – огрызнулась она. – Оно открылось. Я увидела… увидела его… его жизнь…
Следовало догадаться.
– По его мукам я скорблю, – произнесла она.
«Мукам, которые ты разделишь с ним», – добавил ее взгляд.
Друз Акхеймион провел немало лет в сознании, что он проклят. Само бессилие перед этим фактом через какое-то время заставляло и его казаться блажью, бездумно отметать по привычке. Но за годы эта истина прокралась внутрь, пугая видениями тысяч адептов, их теней, вопящих в бесконечной агонии. И, несмотря на то что он давным-давно отрекся от их догматов, порой его губы шептали первый из них: «Утратив душу, обретаешь весь Мир».
– И на эти мучения будешь обречена и ты, требуя обучить тебя, – сказал он, имея в виду колдовство, почитаемое богохульством.
После этого Мимара перестала с ним разговаривать – проклятая двойственность! Он злился, пока не осознал, сколько дней минуло с их последнего гностического урока. Все казалось необязательным после Кил-Ауджаса, а движение замедленным, будто во все сочленения попал песок, мешая двигаться по-старому. У него не хватало сил обучать, поэтому он просто счел, что и у нее недостает решимости учиться. Но теперь он задумался, что еще могло стать причиной ее внезапно угасшего интереса.
Жизненные
