Киту привет.
– Передам.
Чмокнув меня в щеку, Арина взметает на верхний этаж. Я же, поправив сумку, спускаюсь на первый. Вроде бы на меня не особо обращают внимание, что придает сил и уверенности до того момента, пока со стороны доски почета не доносится громкий смех. Будь это в какой-либо другой день, я бы не обратила внимания, но сегодня каждый даже тихий смешок воспринимается очень остро и принимается в свой адрес.
Поворачиваю голову в сторону угла, в котором собралась толпа народа, что-то снимающая на телефоны. Я бы, наверное, прошла мимо, если бы не взгляды тех, кто со смехом отходил оттуда. Странные взгляды. Такие, как утром. Только при чем здесь доска почета?
Делаю несколько шагов в сторону скопления едких перешептываний, уже внутренне готовясь к чему-то, что нанесет удар. В груди собирается шар, который все больше нагревается по мере моего приближения. Студенты, громко обсуждающие что-то, что содержит такие фразы как «отличницы тоже, оказывается, бывают горячими», «да тут смотреть не на что, вот были бы сиськи…», завидев меня, начинают переглядываться и расступаться.
Пульс ускоряет ход, в ушах звенит, когда я вижу рядом с моим портретом несколько фотографий из вчера опубликованной фотосессии, на одной из которых красным маркером написано «шлюха». Меня едва не выворачивает от увиденного. На глаза наворачиваются слезы, а шар в груди превращается в камень. Боже, я как будто в кошмарном американском фильме о буллинге. Чувствую себя униженной, втоптанной в грязь и извазюканной в чем-то таком, о чем никогда не подозревала. Значит, вот куда ушел Панфилов. Не дождавшись ожидаемой реакции, пошел на худший шаг. Если еще были те, кто в сети не увидел фотографий, теперь он это исправил.
Резко срываю три снимка и сквозь пелену слез на глазах направляюсь к выходу. Меня обжигает злость изнутри. Вырываюсь на крыльцо, на котором собрались студенты, не спешащие под дождь, и замечаю Валеру в компании его дружков. Не раздумывая, подхожу и со всей силы отвешиваю ему пощечину.
– Уууу, – летит слева от Попова, – какая горячая крошка.
– Ты ничтожество, – цежу сквозь зубы, не обращая внимания на стебные комментарии.
Панфилов довольно ухмыляется, при этом смотря на меня с какой-то не дюжей злостью, будто это я его опозорила, а не наоборот.
– Ничтожество, которое ты любила, – язвит подонок.
– Которое я бросила.
В глазах напротив загорается опасный блеск, а губы, еще не так давно целовавшие меня, искажает злоба.
– Подумаешь. Таких как ты тысячи вокруг, и каждая из них желает как минимум отсосать мне. Да уж явно получше, чем ты.
Очередной взрыв смеха заставляет меня вскипеть и замахнуться, чтобы засунуть чертовы фотографии ему в рот. Вот только Панфилов оказывается сильнее. Перехватывает мою руку на лету и толкает вперед. Нога соскальзывает со ступенек, и, если бы он меня не удержал спустившись следом, я бы точно упала прямо на глазах у всех следящих за интересным для них
