заокеанских?
– А мне-то с чего? – я солдат, а не политик. Нам бы к драчке с русским Иваном неплохо американского Джо пристегнуть – to byłaby sprawa.
– Джо слишком хитрый – в бучу сам не полезет: нарисует кучу грошей зеленых и заплатит всем желающим…
Подпоручик с капралом единодушно загрустили о былой славе Речи Посполитой, когда она один на один справлялась с Русью
Оставшись один, Быховский в мрачной истоме думал об Украине – этот её всемирно известный чернозем за много веков насквозь пропитался кровью. Про пот почему-то забыл пан подпоручик…
На этой земле – думал польский офицер – сто миллионов раз кто-то не пощадил кого-то, не жалея себя. Такая же участь ждет и нас. На крови стояла и стоять будет курва Россия…
Быховский вздохнул, а мысли неожиданно перекинулись на другое. С детства он мечтал попасть на Украину и найти клад батьки Махно. Что-то осталось из документов архива воевавшего здесь в Гражданскую деда. Какая-то карта, в которой трудно разобраться в комнате на столе. А вот на месте можно и попытаться. Теперь-то он здесь, но на войне… Да и по памяти вряд ли получится – надо вернуться за картой домой. Может, другие найдутся возможности на чем-нибудь руки погреть?
Вспомнив о доме, подпоручик наяву будто почувствовал острый запах черемухи под окном. Если открыть его на всю ночь, густой сладковатый аромат к утру обязательно опьянит. Здесь же с улицы воняло кислой капустой, гнилой картошкой, прелой соломой. Мусор повсюду… Плохой хозяин Павло Стручок – не следит за порядком в вверенном ему селе…
Быховский бросил взгляд за окно.
А ведь уже сентябрь кончается – когда дымки нет и марева над горизонтом, листва опадает и покрывается пылью. А воздух такой прозрачный лишь потому, что нет в нем цветочной пыльцы.
Тридцать пять лет он прожил – думал подпоручик, печалясь – и никто не объяснил ему, почему осенью так грустно душе.
И снова мысль скакнула куда-то неожиданно в сторону.
Были же времена, когда шляхтичи за честь считали служить российскому престолу. И балы светские в Санкт-Петербурге или Москве по роскоши затмевали Париж и Варшаву. Кружились парами офицеры с пронзительными глазами и женщины с тонкими талиями. Быховский читал об этом в романах и видел на экранах.
Польские юноши в гвардейской форме русских офицеров, и юные девы из благородных семей дворянской России – не казались чужеродными, как теперь. Откуда сие пришло? Кто придумал? Кому это стало надо? Куда, в какую даль пропали прекрасные тени века ушедшего, века блистательного? Разве это было не с нами?
Чем мы не те? – думал Быховский и находил ответ. – Мы разучились быть высокомерными. При одном но – высоко мерить окружающих, но не себя. Он-то без сомнений человек высочайшего качества – безусловно, белая кость. И отсюда его манеры – гордость и смелость шляхетские… до бесшабашности.
И они, современные пОляки, сделают всё, чтобы некогда блистающая Россия захлебнулась в собственном дерме. Именно так!
Но в глубине души – себе-то не ври! – надо
