народничеством. Тогда было (впрочем, так было всегда) не до исканий абстрактных высших смыслов, божественной истины, надо было освобождать от рабства угнетенный народ. Этот взгляд на общественные отношения с конца XIX века так и остался до сих пор.
Старец вспоминал острую полемику друзей-философов из «Вех» по поводу интеллигенции, у которой личность выродилась в эгоистический индивидуализм и рациональность, потерявшую «дух музыки». Они критиковали интеллигенцию, жившую «вне себя» с юных лет, то есть, признавая единственно достойным объектом своего интереса и участия нечто выше личности – народ, общество, государство.
– Сколько было визга вокруг сборника! – взволновался Старец. – Ополчились все, из-за, якобы, поклепа на интеллигенцию, якобы, принижающую личность. Для «веховцев» главной ценностью человеческого бытия было признание каждой свободной личности с ее внутренним миром и творческими силами.
– Да, это был провидческий сборник философов, – отозвался Горюнов, читавший старое издание сборника. – Диссидент Солженицын считал, что они «как бы присланы из будущего». Сейчас уже очевидно, что они были правы.
Старец оживился:
– Да, они обвиняли интеллигенцию в том, что она все объясняла внешним неустройством человеческого общежития. Якобы, вся задача – преодолеть это внешнее неустройство путем революции и реформ. Отсюда героизм самообороны. Максимализм, фанатизм, глухой к голосу жизни. Пренебрежение к инакомыслящим, к инопартийцу. Российская интеллигенция оказалась беспомощной перед грозящей революцией, которая их смела. Она игнорировала национальные и религиозные интересы России, не уважала право, хотела разжечь в массах самые разрушительные инстинкты. Она была чужда собственному народу, который ее ненавидел, и никогда не разумел.
И сам Андрей Бернгардович, порождение этой интеллигенции, с болью и надеждой предвидел разрушение ее в новой буре революции и приход необыкновенного Деятеля, человека массы, которого его умершие друзья обзывали «грядущим хамом».
И вот новый знакомец, потомок революционной бури, снова рассуждает о воспитании сознательной Личности, без которой революции превращаются в пустой круговорот истории, пожирающий своих детей. Правда, в его словах не было энтузиазма.
– Интеллигенция, совесть нации, – говорил он, – уникальное явление, могло появиться только в России. Она вышла из особенностей русского характера – духовной открытости, щедрости и совестливости, тоски по духовной близости людей. Такого явления не возникло больше ни в одном из народов, там элиты – из интеллектуалов, то есть создателей продуктов потребления.
____
Веня Горюнов был инстинктивным романтиком, наверно, с рождения.
Помнил самое раннее, перед весенней грозой:
Под листвой на аллее-улице – меркнет в глазах,
Темнота небывалого мира упала мгновенно!
Воздух
