них говорилось немало: об их полувоенном, полумонашеском объединении – Запорожской Сечи. Об удачном расположении военного, все-таки, их становища. Об исключительной храбрости, выносливости и неодолимости казаков запорожцев. О том, что они, никогда не болея при жизни, умирают скорее от ран или старости…
В самом существовании казаков европейцы усматривали рудименты природных сил, вселившихся в этих людей, в сознании которых переплетались республиканские идеи Рима, религиозные чувства византийцев и необузданность диких кочевников.
Впрочем, европейцам вроде бы выпадала возможность убедиться воочию в казацкой храбрости. Существует предание, будто бы кардинал Джулио (Жан) Мазарини успел воспользоваться услугами запорожцев, явившихся на его призывы под командованием Богдана Хмельницкого (по другой версии – Хмельницкий только подписывал соответствующий договор, а руководил запорожцами атаман Иван Серко). Как бы там ни было, Европа, в том числе парижане, своими глазами могла вдоволь полюбоваться видом бритых голов, чубами-оселедцами, красными жупанами и широченными шароварами на поясах-очкурах, стягивавших казацкие животы. Запорожцы, бок о бок с королевскими мушкетерами, участвовали во взятии крепости Дюнкерк, расположенной в каких-нибудь сотнях верст от столичного Парижа.
Что касается конкретных дел на Днепре то Европа знала о них по писаниям польских историков, подававших события в своеобразном освещении, однако же непременно с долей порядочной объективности. Мечтая о лаврах знаменитого Геродота, целый ряд польских историков был бы не прочь остаться в анналах вечности. Они не скрывали истинного положения на украинских землях.
В описанной ситуации чрезвычайно важными могли показаться свидетельства постороннего наблюдателя. Таким очевидцем выступил иностранец, которого звали Гийом Левассер де Боплан. Он был уроженцем французской Нормандии, современником знаменитого Декарта (Картезиуса), по всей вероятности получившим также вполне достойное образование. Во всяком случае – человеком энергичным, смелым и непоседливым. Как и Декарт, математик, философ, – в первую очередь, пожалуй, философ, – служивший артиллеристом в королевской армии, дослужившийся там до капитанского чина, так и Боплан: удостоился такого же звания, но уже от польской короны. Очевидно, на Висле появился он на излете правления Сигизмунда III, скончавшегося в 1632 году, поскольку, как нам уже хорошо известно, прослужив семнадцать лет, уже после смерти Владислава IV (1648), сына Сигизмунда, по-прежнему бравый француз возвратился снова на родину.
Задачи, поставленные Боплану польским правительством, заключались в создании заслона, способного обезопасить украинские провинции со стороны турецких и татарских владений. Ему предстояло возвести систему новейших укреплений. Подобного рода занятия, связанные с непременными перемещениями, предоставили французскому капитану возможность постоянно вращаться в гуще казацких масс. Он проникал на значительные расстояния от старинного Киева,
