target="_blank" rel="nofollow" href="#i_003.jpg"/>10 июня епископ Волоколамский Феодор в Даниловском монастыре в Москве совершил рукоположение С. Н. Булгакова в диаконы, а 11 июня в присутствии священника Павла Александровича Флоренского (1882–1937) и общественных деятелей Вячеслава Ивановича Иванова (1866–1949), Михаила Осиповича Гершензона (1869–1925), Николая Александровича Бердяева (1874–1848), Евгения Николаевича Трубецкого (1863–1920), Льва Исааковича Шестова (1866–1938) и других – в иереи.
«Страстная седмица перед рукоположением состояла для меня в умирании для этой жизни, которое началось для меня с принятием моего решения, – писал впоследствии отец Сергий, – это умирание есть вольное, но и неизбежное ‹…› Это была как бы длительная агония, каждый день приносил новые переживания, и то были муки, которых невозможно описать. Но не было ни одного мгновения, когда мелькнула бы мысль об отступлении ‹…› Оно для меня неожиданно и непроизвольно возникло и как-то тлело и, тлея, жгло меня. Эта мука духовного рождения была великая милость Божия»[78].
Принятие церковного сана было тяжелым этапом в жизни мыслителя, в одном из писем к своему другу П.А. Флоренскому, С. Н. Булгаков писал: «Я священник теперь и только священник: все остальное во мне затихло и замерло, если, впрочем, и было чему замирать. Ведь теперь-то я хорошо знаю, что все профессорство мое и научность было лишь одним недоразумением в смысле отсутствия этой стихии»[79].
Как сказал впоследствии Г. В. Плеханов: «И вот г. С. Булгаков возвратился сознательно к вере детских дней, вере в распятого бога и его евангелие, как к полной, высочайшей и глубочайшей истине о человеке и его жизни»[80].
Третий период (1919–1944) в жизни и творчестве С. Н. Булгакова связан со временем эмиграции, написанием религиозно-философских произведений.
Через две недели после рукоположения в сан священнослужителя С. Н. Булгаков покинул Москву навсегда. Правительство того времени обвинило отца Сергия в политической неблагонадежности и на основании действующего в то время уголовного законодательства, С. Н. Булгаков подлежал бессрочной высылке с территории России без права возвращения. Сам мыслитель оценивал эту ситуацию так: «Эпопея моей высылки началась еще 7 сентября все пережитое за эти три месяца было и настолько кошмарно по своей жестокой бес смыслите, и вместе так грандиозно, что я сейчас еще не могу еще ни описать, ни даже до конца осознать. Но это дало последний чекан свершившемуся в душе и облегчило до последней возможности неизбежную и – верю – спасительную экспатриацию. Страшно написать это слово, мне, для которого еще два года назад, во время всеобщего бегства, экспатриация была равна смерти. Но эти годы не прошли бесследно я страдал и жил, а вместе и прозрел, и еду на Запад не как в страну „буржуазной культуры“ или бывшую страну „святых чудес“, теперь „гниющую“, но как в страну еще сохраняющейся христианской культуры „Россия“, гниющая в гробу, извергла меня за ненадобностью, после того, как выжгла на мне клеймо раба»
Булгаков С. Н. Автобиографические заметки. Париж, 1946. С. 40−41.
Булгаков С. Н. Письмо к П.А. Флоренскому // Булгаков С. Н. PRO ET CONTRA. Личность и творчество Булгакова в оценке русских мыслителей и исследователей. Т. I. СПб., 2003. С. 160.
Плеханов Г. В. Избранные философские произведения. Т. IV. М., 1958. С. 775.
