style="font-size:15px;"> Кулик сказал:
– Я в Калиновке редко стал бывать. Добираться далеко. Ноги болят… Там у меня бурундук знакомый живет. Василий. Уже немолодой. Узнает меня, ждет. Стоит появиться – он тут же забирается мне на плечо. Печенья просит. Так что я в Калиновку без печенья не хожу. Почему-то местные кошки его не трогают. На других бурундучков охотятся, а Василия не трогают. У него бельмо на глазу совсем как у человека. Кроме того, он немой. Всегда молчит, когда с ним говоришь. И с белками, и с зайцами молчит. Может быть, потому кошки его не трогают. Немой бурундук – редкость.
Сюжеты
Кулик сказал:
– Между тем в историях смысла нет. Не знаю ни одной истории, которая содержала бы в себе хоть что-нибудь полезное.
Профессор Рихтер
Кулик сказал:
– При пожарах чаще всего погибают от дыма. В огне, конечно, пафоса больше, но погибают все же от дыма.
Бытует устойчивое поверье, что психиатры – люди, мягко говоря, со странностями. Я эту байку считал предубеждением, обязанным своим происхождением множеству причин, и в первую очередь первобытному страху перед душевными расстройствами, а также всевозможными ужасами и чудесами с ними связанными, включая реальных и мнимых персонажей по обе стороны безумия.
Первый же день своего пребывания в психиатрической больнице еще в качестве студента медицинского института принудил меня вспомнить избитую мудрость: нет дыма без огня.
К слову, изречение это, первейший враг иллюзий и свобод, погубившее судьбы миллионов людей, всегда вызывало во мне неприязнь. И по сей день. Всю жизнь стремлюсь доказать, кому? себе, наверное, его несостоятельность. Однако пока результат близок к нулю. Всякий обнаруженный мною контраргумент автоматически попадает в категорию исключения из правил. Из чего следует: всякая борьба, неважно с чем или во имя чего, в конечном итоге бессмысленна.
Большее, что может позволить себе человек, дабы сохранить внутреннее достоинство и почувствовать относительную независимость – созерцание. Не случайно наблюдение относится к основным методам исследования в психиатрии.
В первый же час своего пребывания в психиатрической больнице еще в качестве студента медицинского института я остро почувствовал, что оказался в иной реальности, новом, неведомом мире, цельном, по-своему гармоничном, исполненным, в известной степени торжественным метафизическим звучанием.
Наш педагог, профессор Рихтер, войдя в кабинет, не поздоровался, как это обыкновенно делают преподаватели на других кафедрах, но подчеркнуто осторожно, будто боясь спугнуть тишину, опустился в кресло и замер.
В ожидании какого-нибудь знака или сигнала с его стороны мы некоторое время простояли в приветствии, затем один за другим стали рассаживаться. Стук парт нисколько не помешал его одиночеству. Он оставался недвижим. Уж не знаю, как долго. Очень
