для починки одежды, больше ничего не было. Наташа вытащила кузовок, удивилась его странной тяжести, развязала платок. В нем была красивая лакированная резная шкатулка, с монограммой «Н» и «А» на крышке, обернутая обрезками ткани.
Бронзовый ключ мягко щелкнул, поворачиваясь в замке, крышка сама откинулась и заиграла музыка. В шкатулке сверху завернутого в пергаментную бумагу свертка лежал конверт, на котором было написано, – Наташе Бурыкиной, ее имя и фамилия. Наташа вытащила из незапечатанного конверта четвертушку бумажного листа.
«Дорогая Наташенька. Ты это письмо прочитаешь только после моей смерти. В шкатулке лежат вещи, которые принадлежат императорской семье – колье и пасхальное яйцо. Я дала клятву, что сохраню их и отдам только человеку, который придет и скажет пароль „я от Николая и Александры“. Я жила в этой квартире и не должна была никуда отсюда съезжать. Довериться я никому не могла. Что будет с этими вещами дальше, я не знаю. Не знаю также, придет ли кто-нибудь. Если меня будет кто-то разыскивать, спроси, от кого он. Умоляю тебя, сохрани колье и яйцо. Остальное в твоем распоряжении целиком и полностью, вам с Васей надо выжить.»
Наташа сняла первый слой бумаги, второй, третий. На столе перед ней лежали: плоский вишневого цвета бархатный футляр, две маленькие, тоже бархатные коробочки, большой прямоугольный сверток и четыре длинных сверточка, тоже завернутых в пергаментную бумагу. Она развернула один из длинных тяжелых свертков, на стол, покрытый толстой вязаной скатертью, с глухим стуком вывалилась кучка желтых монет с двуглавыми орлами на одной из сторон. Это были царские золотые десятки, ей приходилось держать их в руках, еще на свадьбу дядя подарил ей две монеты. Из одной сделали обручальные кольца, из другой – сережки и колечко с бирюзой для нее. Все это давно уже ушло в обмен на продукты.
Она завернула все в платок и убрала в сундук. Накрыла простыней тело покойницы. Перетащила к себе в комнату подшивки журналов, затопила буржуйку. Еще осенью дворник Ильдар поставил над буржуйкой каркас железной кровати без сетки, положил на него несколько металлических уголков, на них положил кирпичи, которые он с матерью натаскал из развалин разбомбленного дома, и обложил буржуйку кирпичами с боков. На кирпичи сверху положили матрац, на котором и спали Наташа с Васей. Кирпичи, хоть и несильно, но прогревались, тепло, проходящее сквозь щели в кирпичах, быстро нагревало матрац, и спать стало не так уж холодно. Когда хотели сварить кашу или вскипятить чайник, матрац сворачивали и вынимали пару кирпичей, чтобы получить доступ к раскаленному верху буржуйки.
Наташа сварила две картофелины и поделила пополам зачерствевший кусок хлеба, найденный в комнате соседки. Она дождалась вечера, кроя из меховой накидки заготовки для Васиного пальтишки. Затем уложила Васю, дождалась, пока он заснет, сняла с полки старую, еще дореволюционную жестяную коробку из-под
