но я чувствовала звенящее между ними напряжение.
Радовало одно – меня больше не заставляли общаться с Романом. Хоть я и понимала, это лишь временное затишье. Родители наверняка устроили тому взбучку за то, что бросил меня одну в рассаднике порока. Иначе для чего бы ему писать мне на следующий день кучу сообщений с извинениями. Как и все последующие две недели, ежедневно.
Но все равно я не понимала, зачем папа потащил меня с собой на периферию для посещения какого-то благотворительного бала, да еще и без мамы. Кажется, между ними все стало совсем плохо.
Поэтому отдуваться сегодня придется мне одной.
Кинула на себя в зеркало последний взгляд, особо даже не заботясь о том, как выгляжу, и спустилась вниз.
– Наконец-то! – раздраженно сказал папа, направляясь к выходу. – Опаздываем уже.
Молча следую за ним, снова ощущая ту самую духоту, что так часто стала донимать меня в присутствии родителей. И вообще я осознала, насколько неуютно рядом с ними. Мне все время кажется, будто я в клетке, выбраться откуда у меня нет ни единой возможности.
– Ничего себе! – вырывается из меня, когда вижу здание оперного театра, где проходит благотворительный вечер.
– Неожиданно, да, зайчонок? – усмехается папа, помогая мне выбраться из машины.
– Не думала, что в этом захолустье есть на что посмотреть, – рассматривала большой купол здания, спрятанный за несколькими рядами белоснежных колонн, чувствуя, как настроение постепенно начинает исправляться.
Вечер проходит примерно так же, как и множество ему подобных. Фуршет, журналисты, выступление организаторов фонда, еще каких-то людей и кавер-группы. Все по привычному сценарию. Папа как обычно на людях само дружелюбие и очарование, поскольку постоянно находится под прицелом камер. Я же глазею по сторонам, рассматривая людей. В целом вечер кажется привычным и течет в своем русле.
Все меняется в один миг, когда останавливаемся поздороваться с папиным знакомым, от взгляда которого по коже бегут мурашки. Уродливый шрам на скуле, черные непроницаемые глаза, сканирующие каждого словно рентген, и подавляющая энергетика. Мне не нравится, как он смотрит на папу и на меня, но я, как и положено Плахотиным, продолжаю улыбаться вопреки своим эмоциям. Но чтобы как-то скинуть напряжение повисшее в воздухе во время беседы с мужчиной по имени Адам, стараюсь смотреть куда угодно, только не пересекаться с ним взглядами.
Мечусь по залу растерянным взором, цепляюсь за фигуру, что мое сердце узнает раньше, чем распознает мозг. Не понимая, из-за чего учащается пульс, возвращаю внимание к тому, о кого запнулось мое дыхание, и встречаюсь с пронзительно-синим колючим взглядом. Практически не мигая, на меня смотрит мой незнакомец из филармонии.
Взгляды сцепляются. Глаза в глаза. Я вижу, как он сверлит меня этим нечитаемым взором, но уверена, он узнал меня. Просто не мог не узнать. А затем просто отворачивается и уходит.
– Пап,
