style="font-size:15px;"> «Ее неограниченные возможности», формируя эстрадные концерты, в дни зарплаты посылала Глебочку в дальние уголки необъятной родины, боясь, что сильно поддающий муж пропьет семейные деньги.
Чиполлино – старая больная женщина
Подхалтуривая на детских новогодних елках, Глебочка, переодевшись стариком Хоттабычем, взял пятилетнюю Алесю на спектакль.
В антракте Хоттабыч повел девочку за кулисы.
Разинув рот, в восторге Алеся взирала на раскрывшиеся перед ее взором театральные тайны.
Когда прозвенел звонок к началу второго действия, помощник режиссера прокричал:
– Буратино, на сцену!
На что Буратино – молоденькая актриса – сказала:
– Вечно мной затыкают все дырки. Сейчас выход Чиполлино.
Режиссер укорил Буратино:
– Как тебе не стыдно! Чиполлино – старая больная женщина. Ей только что сделали укол.
Женщина должна оставаться тайной
Увидев, что Алеся куда-то собирается, Ася Федоровна спросила:
– Деточка, ты куда?
– Еду с одноклассниками на пляж.
– А что, мальчики тоже будут?
– Да, будут.
– Деточка, это невозможно, – воскликнула Ася Федоровна. – Ведь на пляже раздеваются! А женщина должна оставаться тайной.
Сама Ася Федоровна, желая оставаться тайной для своего мужа Глебочки, переодевалась в общем коридоре коммуналки.
Проклятье
Первой женой Глебочки была провинциальная певица Люба.
В расцвете сил Люба заболела и скоропостижно скончалась.
Перед смертью, в состоянии тяжелой депрессии умирающая совершила ужасный поступок: прокляла мужа и десятилетнюю дочь Юлю.
Дальнейшие события таковы: Юля, голубоглазая девушка с льняными волосами, возвращалась пешком домой с выпускных экзаменов.
На улице произошла авария. Столкнулись две машины. Из одной вылетел карбюратор и ударил девушку по ногам. Она упала. Сломала позвоночник и через неделю умерла.
Глебочка был безутешен.
Однажды его новая жена, Ася Федоровна, варила косметический крем. На ней был нейлоновый халат. Халат воспламенился. Ася Федоровна сгорела заживо.
Вдовец с горя сильно запил.
Вновь женился. Родил сына Сашку.
Через пару лет Глебочка неожиданно повесился.
Мамусь?!
Университетская подруга моей тещи Серафима Моисеевна была инвалидом и жила одиноко, пока не приютила сироту Валентина.
Благодарный Валентин привязался к Серафиме Моисеевне и называл «мамусей».
Паренек, бывало, спрашивал:
– Мамусь?! А, мамусь?! Когда евреев-то начнем бить, тогда, мамусь, и тебя будем бить?
Птичка моя, как ты вырос!
Родственница Адуля пользовалась ненормативным русским.
Домой ее не
