енный зал утопал в безмолвии и темноте. Волны пламени, целые полотнища огня, когда-то бушевавшего здесь, были пойманы в магическую ловушку – да так и застыли, взметнувшись к небу, став стенами и куполом зала. Замерший огонь не горел, не светился красным, а был прозрачен, как хрусталь. Только когда солнечный свет пронизывал стены, пойманное в плен пламя будто оживало, разгоралось морем алых и рыжих всполохов, бросая отсветы на черный мраморный пол. А ночью, когда восходили Луны, и их свет пульсировал в стенах и потолке, огонь казался то бледно-синим, то зеленоватым, слабо мерцал, как северное сияние.
Когда же мир вокруг замка тускнел – например, в сумрачный грозовой день или после заката, пока Луны еще как следует не проступили на небе – то очертания зала терялись в прозрачной пустоте. Казалось, что стоишь на вершине высокой горы, а вокруг вздымаются еще более величественные горы, покрытые густым сосновым лесом. Сейчас здесь почти воцарилась ночь, тучи укутали небо, не пропуская свет Лун или звезд. Поэтому огненным залом владела мгла – и сквозь прозрачные стены бесцветного огня виднелись огромные мрачные склоны.
Резкий белый росчерк нарушил темноту и тишину; белые отсветы отразились в прозрачных стенах и угасли. Это был переход, но не портальный, а сквозной, судорожный и быстрый. Прыжок из одной точки мира в другую, поспешный, испуганный, сделанный неправильно. И потому очень опасный. Одно неверное движение, один спазм изломанной арки – и проходящего сквозь нее разорвет на части. Из трещины в пространстве выкатилась девочка в лохмотьях, ее плечи дымились, волосы были обожжены, на разодранной одежде краснели тлеющие лоскуты. Излом тут же сомкнулся, срезав крупную прядь ее волос – мгновение раньше, и…
Девочка мучительно застонала, в ее голосе было столько отчаяния, что если бы кто-то мог услышать, то против воли бросился бы ей на помощь. Даже не зная, что с ней и как ей помочь.
Одиннадцать лет, худая, сильные плечи выдаются над напряженно согнутой спиной. Она всем весом навалилась на нечто маленькое, стиснув обеими руками, прижимая к полу, пыталась не дать ему освободиться и сбежать. Из-под стиснутых на черном мраморе ладоней вырвался яростный свет, девочка вскрикнула от боли, но держала, хотя в ее руках явно бушевал сгусток огня! Он просвечивал сквозь худенькие пальцы, жег их, девочка скулила от боли, но не сдавалась.
– Воды, – протяжно звала она, – воды!
– Вода тебе не поможет, Клара, – раздался приветливый, мелодичный голос. – Водой не потушить звезду.
Король Ворон возник из ниоткуда, шагнул из едва заметных отсветов и теней, и возвышался над жмущейся к полу, с любопытством разглядывая ее. Девочка всхлипнула, из последних сил пытаясь удержать огненный осколок, который злобно бился в обожженных руках.
– Ты зря вернулась в замок, – терпеливо, рассудительно покачал головой Левран.
Сегодня волосы смеющегося бога были белыми, как снег, ниспадая на правое плечо россыпью небрежных, заостренных локонов-нитей. Лицо пересекала золотая цепочка с затейливым витьем, на лбу мерцал голубой опал в изящной резной окантовке, украшенной жемчугом. Маска в виде головы ворона с застывшими, мертвыми глазами была сдвинута налево; вороний плащ из черных перьев стекал по плечам к полу, сливаясь с мрамором, словно растворяясь в нем.
Как и в любом своем облике, Король Ворон был пугающе красив; несчастный, увидевший его впервые, терял дар речи от осознания, что встретил настолько совершенную красоту. Что после встречи с ним уже ничего не будет как прежде. Клара не раз видела Короля прежде, но даже сейчас, в переломный момент безжалостного боя, у нее перехватило дыхание от его голоса и взгляда.
– Я говорил, дикие звезды сюда приносить нельзя. Они нестабильны, чуют места силы и могут прорваться в одно из них – тогда… Нельзя, ты же знала. Нельзя.
Клара знала.
– Пожалуйста! – взмолилась она. – Пожалуйста, учитель!
Залитое слезами лицо запрокинулось, расширенные глаза смотрели на него снизу-вверх, но на дне зрачков, полных мольбы, темнела безнадежность. Клара понимала, что безжалостный бог не поможет ей.
Всё в девочке дрожало, ей трижды казалось, что больше не стерпеть, сейчас она выпустит звезду и навлечет беду на себя, остальных, на весь замок. Ей не простят этого, Король не дает вторых шансов, сейчас она проиграет, нарушит приказ – еще чуть-чуть, и все будет кончено, она не может!.. Но и за третьей чертой отыскалось, наскреблось еще немножко воли и сил. Ужас перед гневом Короля Ворон опять пересилил слабость и боль.
«Сдайся, пожалуйста, сдайся», шептали пересохшие губы, «смирись, остановись, перестань…»
Магия Клары была сильна. Но не настолько, чтобы одним лишь заклятием усмирить нечто настолько могущественное, как осколок неба. Однако ритм ее шепота и натянутая струна души бередили своевольную вещь. Жажда, осмысленность и воля к жизни девочки смиряли потоки безумия внутри звезды.
«Поддайся
