здравствуй, Будулай! – радостно говорила Шелоро. – А мы вот с Егором надумали проведать, как ты тут живешь в глуши.
– Да, – подтвердил Егор, по привычке шмыгнув кнутовищем за голенищем сапога.
Будулай поклонился, коснувшись ладонью груди:
– Спасибо.
Шелоро засмеялась:
– Это мы тебе давно собирались спасибо сказать. Вот. – И она обеими руками протянула Будулаю что-то завернутое в газету.
Взяв от нее этот сверток, он так и остался держать его на протянутых руках, не зная, что с ним делать. Шелоро еще веселее засмеялась, трепыхнув серьгами.
– Да ты разверни… – И, не дожидаясь, сама поспешила развернуть на две стороны газету у него на протянутых руках. Красная цыганская рубашка лежала на них. У него даже затрепетали веки: такой она была яркой.
– За что, Шелоро?
– Я ее еще с осени пошила, да все подходящих пуговиц не могла достать. За то, что ты не позволил тогда у нас детишек забрать.
– Их бы все равно у вас не взяли, Шелоро.
Но она серьезно покачала головой:
– Забрали бы. Раз за это Настя взялась, она бы добилась. – И Шелоро тщеславно спросила: – Правда, хорошая получилась рубашка?
Рубашка и в самом деле была хорошая, с густым рядом серебряных пуговиц на планке высокого воротника, хоть и чересчур яркая, уже не по возрасту ему. О такой он мечтал когда-то очень давно, когда еще только ухаживал за Галей, но тогда это так и осталось мечтой. Он еще раз поклонился Шелоро:
– Спасибо тебе.
– Носи до самой свадьбы, – по обычаю сказала Шелоро.
И Егор поддакнул:
– Носи, Будулай.
Но ему почему-то казалось, что они еще чего-то недоговаривают. И Егор все время, как в чем-то провинившийся, отводит глаза в сторону. Туда, где грелся в загоне под лучами закатного солнца только что выкупанный Будулаем табун.
Все равно он был рад им. Не так уж часто навещали его здесь гости. И по-цыгански он скоро уже совсем разучится говорить.
– А я-то думал, что вы тогда сразу же и уехали. Это хорошо, что вы остались.
Под его взглядом Егор опять шмыгнул кнутовищем в сапоге.
– Да…
Но Шелоро сразу же пожелала внести ясность.
– Ты его не слушай, Будулай, – чистосердечно сказала она, – мы бы и уехали, кровя давно тянут, да разве на этих наших клячах куда-нибудь далеко уедешь?!
Лошади и правда были у них ненадежные: мерин с бельмом на глазу и старушечьего возраста кобыла, у которой, как ни пестовал ее хозяин, ребра выступали из-под изношенной шкуры, как обручи бочки.
И вдруг Шелоро, зачем-то оглянувшись по сторонам и придвигаясь к Будулаю, горячо и заискивающе заговорила, переходя на полушепот, хотя ее и так никто не мог услышать здесь, в степи:
– А
