системе. После падения последней (замечательное совпадение: Берлинская стена пала ровно на двухсотлетие Декларации прав человека и гражданина 1789 года) их то так, то эдак применяли для обличения различных режимов и практик, особенно в Третьем мире, а также в качестве образца для новых национальных и международных политических программ. Европейский Союз выделил им первостепенное место[33]. В то же время такие авторы, как Ролз, Хабермас, Дворкин и многие другие много лет заняты попытками правового обоснования политического сообщества. Поэтому вопрос прав человека ставится сегодня заново[34].
В своей канонической версии – у Локка и Гоббса – теория прав «работает благодаря мифической рационализации начала. Она выносит в абстрактное прошлое, то есть прошлое естественного состояния, выведенного за пределы истории, поиски первичной нормы формирования политического тела, которая сама должна быть вневременной»[35]. Этот ход можно назвать когнитивно-дескриптивным. Если придерживаться такого подхода, права – это все то, чем, как признается, люди «обладают» уже потому, что они люди. Индивид получает свои неотъемлемые права от «естественного состояния» – как ряд атрибутов, составляющих само его бытие. Это классическая легитимация через природу человека.
Эта легитимация четко прослеживается в великих основополагающих текстах. В Американской декларации независимости утверждается, что все люди «созданы равными» и наделены (endowed) Творцом определенными неотчуждаемыми правами. Всеобщая декларация 1948 года уже в своей первой статье заявляет: «Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью». Именно потому что права являются естественными и врожденными, они неотчуждаемы и неотъемлемы.
Многие защитники идеологии прав и сегодня все еще придерживаются этой логики. Например, Фрэнсис Фукуяма утверждает, что «любое серьезное обсуждение прав человека должно в конечном счете основываться на представлении о целях или задачах человеческого существования, которое, в свою очередь, должно всегда основываться на той или иной концепции природы человека»[36]. По его мнению, только «наличие уникальной природы человека, присущей всем жителям мира, может предоставить, по крайней мере в теории, общую почву для основания всеобщих прав человека»[37]. Вот почему он остается защитником языка прав (rights talk), ведь последний является «более универсальным и более понятным». Он также считает, что дискурс прав имеет значение, поскольку у всех людей одни и те же предпочтения, а этим доказывается, что они «в конечном счете одни и те же»[38]. Такое же рассуждение локковского типа мы обнаруживаем у других авторов консервативного направления – Тибора Р. Мэкана[39], Эрика Мака, Дугласа Расмуссена или Дугласа Дж. Ден Уйла, который также поддерживает либертарианский объективизм Айн Рэнд.
Этот
В Маастрихтском договоре (1992) закрепляется то, что Европейский союз «соблюдает все фундаментальные права, гарантируемые Европейской конвенцией по правам человека и основным свободам, подписанной 4 ноября 1950 года в Риме». В Амстердамском договоре (1997) сделан следующий шаг – в нем утверждается, что «Европейский союз основан именно на принципе соблюдения прав человека и основных свобод». Европейское сообщество (но не Союз, который не имеет юридического лица) рассматривало присоединение к Европейской конвенции по правам человека. Однако в постановлении, вынесенном Судом Европейского союза 28 марта 1996 г., утверждалось: «в актуальном правовом состоянии сообщества, Сообщество не обладает компетенцией для присоединения к Конвенции». Подобное присоединение привело бы к тому, что институты сообщества были бы поставлены под юридическую опеку Конвенции – начиная с Суда Люксембурга, который стал бы зависимым от Страсбургского суда. По этой причине Европейский союз решил применить альтернативное решение и провозгласить список «основных прав», защищаемых юридическим порядком сообщества. Эта Хартия Европейского союза по основным правам, принятая Европейским Советом в 2000 году, включает 54 статьи и преамбулу. В их содержании несложно выявить множество источников, смешанных вместе. Что касается реальной юридической силы этого документа, в настоящий момент она остается довольно неопределенной. Так и не был решен вопрос, действительно ли к Хартии можно будет апеллировать в национальном суде.
См., в частности: Institut international de philosophie (éd.),
Marcel Gauchet, art. cit, p. 288.
Francis Fukuyama,
Ibid., p. 24.
Ibid, p. 30.
Tibor R. Machan,
