style="font-size:15px;"> – Мы ему рожу платком обмотаем и скажем, что у него инфлюэнца, которая уже расползлась по всей «Агате». Так мы избавимся от похода в церковь, а это уже само по себе победа. К тому же платок скроет, что рот у него не двигается в такт словам.
Я покачал головой: сестры, конечно, умом не блещут, но как долго мы протянем на такой уловке?
– Так нам всего-то и нужно протянуть на ней неделю, – сказал довольный Монти. – А на следующей мы уже представим им что-нибудь поизысканнее.
В общем, все сработало, как… как хорошо отлаженный механизм.
Из-за платка Дробила походил на разбойника с большой дороги. Монти подкрасил ему физиономию, чтобы она выглядела поживее (дубильные работы малость подсушили беднягу), обильно опрыскал получившуюся жуть лавровишневой водой и унавозил волосы плотной помадой, а то после обработки Дробила благоухал, как отхожее место в жаркий полдень. К нижней челюсти кадавра мы приделали рычаг – ее пришлось сломать, чтобы открывалась, и прикрутить обратно отверткой (ну да, выбили по дороге пару зубов, но кому сейчас легко?). Мне по сей день иногда снятся кошмары, в которых я слышу, с каким звуком она откидывалась.
Безногая крошка Дора, чей побирушечный номер включал небольшое и крайне печальное кукольное представление, скрытно орудовала челюстью при помощи резиновой груши, которую мы отцепили с сифона Дробилова перегонного куба, так что рот у чучела во время речи мог открываться и закрываться.
Саму речь обеспечивал звуковой аппарат из хозяйской музыкальной шкатулки – тот самый, издававший конские кишечные рулады. Монти мастерски присобачил к его резонатору длинную стеклянную трубку (часть устройства для крекинга, за которым меня специально посылали на рынок) и укрепил всю конструкцию за спиной нашего робота. Там, скорчившись на полу над генератором звука, установленным подле Доры прямо у нее на тележке, он хрипел в приемную воронку, а устройство выдавало весьма достоверную имитацию пропитого карканья Дробилы. Когда он немного подкрутил настройку, вокальное сходство стало просто поразительным – а в сочетании с кукловодческим мастерством Доры давало прямо-таки гальванический эффект. Ей-богу, приходилось специально себе напоминать, что болтаешь с куклой, а не с живым человеком.
Сестры объявились в воскресенье в назначенный час. Их встретил наш механический Дробила, торча в проеме двери и пряча лицо под платком. Из окон мы вывесили карантинные растяжки, щедро перекрестив ими фасад «Агаты»; с верхнего этажа для пущей убедительности выглядывали детские рожицы, нацепившие по случаю самое качественное изможденно-недужное выражение.
– Мистер Дроблворт! – Увидав сие привидение, сестры отпрыгнули с крыльца на тротуар, оглашая окрестности воплями жалости и ужаса.
– Добрейшего вам дня, сестры! – забулькал Монти в свою воронку, пока малютка Дора орудовала грушей. Челюсть так и ходила вверх-вниз под белой тряпкой; придушенный,
