от резкой боли.
Маша залепила мне пощечину, сложила руки на груди и недовольно сопит, нервно жуя нижнюю губу.
– Ты чего творишь, Чернов?! – сверкает своими красивыми серыми глазками.
– Греюсь, – немного дразня копирую ее позу.
– Знаешь что? – быстро проскальзывает мимо меня, встает у окна.
Подхожу сзади, закрываю форточку, чтобы ее не продуло. Наклоняюсь к аккуратному ушку с маленькой сережкой в мочке и выдыхаю:
– Что, Машенька?
– Иди в задницу, Чернов! Какого черта ты себе позволяешь? – разворачивается, утыкается носом мне в грудь. Щечки краснеют от смущения и возмущения.
– Машка, ты же педагог. Что за выражения? – убираю с ее лица темные пряди волос, намеренно касаюсь подушечками щеки. – Кстати, ты все так же офигенно пахнешь и, – глажу большим пальцем нижнюю губку. – офигенно целуешься.
Замахивается, чтобы врезать мне снова. Ловлю за запястье, целую в него. Отхожу, хотя очень не хочется, но ругаться с ней желания нет совсем. Уступаю бывшей жене этот раунд. Я возьму свое позже. Это уже без вариантов.
– Ты домой звонил, Свят? – проходит к плите, ставит на нее прозрачный чайник с оранжевой неоновой подсветкой.
– Домой? – удивленно моргаю не сразу понимая, куда она клонит.
– Да, Свят, домой. У тебя там жена и дочка, а ты ночевать не явишься. Они волнуются, наверное.
В каждом слове столько обиды. Хочется подойти, обнять, прижать к себе крепко и не отпустить больше никогда.
– Соня спит уже, – глянул на часы. – Она с няней проводит большую часть времени. Я хоть и стараюсь быть с ней чаще, все равно не выходит. Ты же помнишь, – улыбаюсь. – семейный бизнес, разъезды, встречи. С тех пор ничего не изменилось.
– Сочувствую, – бурчит моя женщина, разливая по кружкам чай.
Про жену говорить не стал. Сам не знаю, почему. Вроде специально для этого ехал, но мне кажется, момент совершенно неподходящий. Маша не готова услышать правду. Она просто не поверит, не примет ее сейчас. Да и не на этой уютной кухне делать такие признания.
Здесь хочется обнимать эту хрупкую женщину, целовать ее. Усадить на стол и напомнить, как нам было хорошо вместе и моя она. Всегда была только моей. До меня никого, я был первым. После меня скорее всего тоже. Эгоистично хочется верить в то, что я так и остался единственным в ее жизни и постели.
– Разложишь диван или тебе так постелить? – спрашивает Маша, грея ладони об кружку.
Протягиваю руки через стол, накрываю ее ладони своими.
– Свят! Я тебя сейчас в мокрой одежде на такси домой отправлю, если ты не прекратишь распускать руки! – снова злится и снова забавно краснеет. Дергает головой. Волосы каскадом падают на лицо.
– Какая же ты красивая…
– Так, Чернов! Иди ка ты… спать! Спокойной ночи.
Машка сбегает из кухни, а я, посмеиваясь, закуриваю у окна.
Нет. Точно у нее никого нет. На комплименты
