руки, и ждать приговора.
– И кто отец? – выдохнула мама чуть позже.
На близких я старалась не смотреть. Достаточно было того, что чувствовала на себе их взгляды, и от этого мне было не по себе. Потому что уже успела нафантазировать, что ничего, кроме осуждения, если не презрения, в глазах родных нет.
– Лёша Зеленов, – выдохнула я, после чего всё же посмотрела на маму и твёрдо проговорила: – И он не должен об этом узнать… что бы ни случилось.
– Но почему? – подал голос Владимир Андреевич. – Он чем-то тебя обидел?
– Ты не говорила нам, что с ним встречаешься… – пробормотала бабушка.
Да уж… как же сказать-то помягче, что я ни с кем никогда не встречалась, тем более, с Лёшей? Бабуля этого точно не поймёт.
– Уже нет, – опять соврала я. – И нет дважды. Он меня не обидел.
– Но он же имеет право знать, что станет отцом, – мягко сказал Владимир Андреевич.
Пожалуй, говорить при нём было не лучшей моей идеей. Он рассматривал всё это с позиции мужчины, что закономерно, а я ну никак не желала думать о том, какие права имеет или не имеет Зеленов.
– Всё. Этот вопрос закрыт, – отрезала я. – И если кто-нибудь из вас решит вмешаться и отправится говорить с Алексеем или, что хуже, с его родителями, вы меня больше никогда не увидите.
Поставив этот ультиматум, больше похожий на бред сумасшедшей, я удалилась с кухни. Хотелось рыдать. Эмоции зашкаливали, и как с ними совладать, я не знала. Во всё случившееся совершенно не хотелось верить. Однако я твёрдо знала – чем скорее я приму эту новую реальность, тем лучше будет для меня.
– Нам нужно поговорить, – сказала мама на следующий день.
Мы с ней были дома одни. Вчерашний вечер завершился… обыденно. Мы поужинали, не возвращаясь к теме моей беременности. Перед сном мама заглянула ко мне, чтобы спросить, как я. И на этом всё. И вот теперь нам предстояла новая беседа. Не сказать, что я была к ней готова.
– Слушаю, – вздохнула я, мешая по сотому кругу сахар в уже остывшем чае.
– Я хотела сказать…
Мама отвлеклась от своего занятия в виде нарезания овощей для супа и, вытерев руки о фартук, присела рядом со мной.
– Я хотела сказать – знай, мы с бабушкой тебе поможем. Целиком и полностью. Сделаем всё, что в наших силах. Вырастим нашего малыша, не переживай.
Эти слова, такие неожиданные и такие важные, заставили меня всхлипнуть. Из глаз сами по себе хлынули потоки слёз. Мама тоже шмыгнула носом и отёрла солёные дорожки, появившиеся на щеках.
– Спасибо… – прошептала я, и подалась к маме.
Она неловко обняла меня, насколько это позволял сделать разделявший нас стол. Стала гладить по волосам, и я вдруг, впервые за последние дни, испытала чувство спокойствия.
– Почему ты сразу нам ничего не сказала… ну прямо с первого дня как заподозрила? – мягко спросила мама, отстранившись.
Я вздохнула. Сейчас
