узкие улочки, по которым лениво бродили упитанные собаки, нарядные витрины кондитерских – здесь словно никогда и не было войны. Здесь, казалось, все друг друга знали – первый же прохожий, у которого кучер спросил дорогу, рассказал нам, где искать и месье Понсона, и мадам Муссон.
Но найти дом месье Понсона оказалось легче, чем договориться с ним самим.
– Весьма сожалею, ваша светлость, что вам пришлось проделать такой путь зазря, – развел он руками, когда я изложила ему свое предложение. – Я давно уже отошел от дел и не имею желания возвращаться на мануфактуру. Должно быть вы знаете, что там творилось. Я едва избежал тюрьмы, хоть и не имел никакого касательства к афере Жюссара. Я придерживаюсь мнения, что дела надлежит вести честно.
Я согласно кивнула. Честный управляющий – это такая находка!
– И прекрасно, месье! Совершенно с вами согласна! К сожалению, платить вам много я пока не смогу, но потом, когда мануфактура станет приносить прибыль…
Он посмотрел на меня как на сумасшедшую:
– Простите, ваша светлость, но в нынешних условиях это вряд ли возможно. Требуется большой капитал, чтобы восстановить производство до прежнего уровня. У вас он есть?
То золото, что я получила от незнакомца на постоялом дворе в Монрее, я честно поделила между нами с папенькой. Конечно, я не сказала ему, откуда оно взялось – пусть думает, что я получила его после продажи столичного дворца де Трези.
– Я найду возможность купить пару новых ткацких станков или прялок.
Он усмехнулся:
– Ваша светлость, боюсь, дело не только в этом. После войны покупатели стали куда привередливее. Им не нужна грубая ткань. Они желают чего-то более изысканного. А мы не сможем им этого дать.
– Ну, почему же? – почти обиделась я. – Можно купить хорошую краску…
– Ох, вша светлость, – он подивился моей наивности, – хорошая краска стоит дорого, и мало ее просто купить – с ней нужно уметь работать.
Он говорил разумные вещи, но я не готова была с ним согласиться.
– Ну, хорошо, – признала я, – мы не сможем потрафить взыскательному вкусу молодых модниц. Но есть же и другие покупатели – крестьяне, ремесленники, армия, наконец.
Мы сидели в маленькой гостиной и пили травяной чай. Моя тетушка Жозефина пришла бы в ужас, если бы узнала, что я пришла в дом к мужчине одна. Но я не могла позволить себе думать сейчас об этикете.
А заниматься делом мне было не привыкать. Я и сама была не чужда ремеслу. Умела и прясть, и ткать. Правда, в нашем поместье льном не занимались – мы выращивали овец и торговали шерстью.
– Крестьяне и ремесленники нынче не слишком богаты, ваша светлость, – сказал он то, что я знала и сама. – А чтобы поставлять полотно в армию, нужны совсем другие объемы. Ради пары рулонов ткани с нами никто не станет связываться.
– В герцогстве достаточно полей, чтобы засеять их льном. Да, чтобы развернуться,
