продажной измены,
кроме злостных убийств и насилья над детской душой.
Знать, безумен лишь тот, кто бездумно сечёт свои вены,
в очищеньи души грех предчувствуя самый большой.
Верю я или нет – Он всё знает, но только не ближний,
верить нужно Ему, ну, а ближнему – лишь доверять.
Верить в царство людей – у господствующих краснокнижных,
подотчётных себе, в переходных застрявших дверях.
Я живу потому, что душа моя многое знает,
и, не прячась, живёт, осязаема мной и вольна,
словно солнечный луч с возрождённого чуда «Даная»,
или штормом ревущим на холст налетая, волна.
И живу я душой: тело ждёт и ухода, и тлена,
невозможно любить, если бьёт в грудь один миокард,
даже мыслить нельзя, мозг ленивый избавив от плена
чёрной шапки магистра, фуражки при блеске кокард.
Если нету души – это значит, что я существую
как простой фенотип, как скупой эволюции штамп.
Без неё совесть спит: даже тропы в войну мировую
уготовили нам некто Байден, а может, и Трамп.
В душах вечность живёт и надежда на путь к возрождению:
жизнь конечна для тел, смерть пока незнакома душе.
Кто не верит, приму я сомнения и возражения,
но Создатель один сможет их опровергнуть уже…
17.03.2023
«Поэзия! Сестра моя и боль!…»
Поэзия! Сестра моя и боль!
Когда б я в твоём царстве был король,
я приказал бы: не лети наружу!
А я прошу: сиди и не ропщи,
ты моя тайна, ты не меч, а щит,
и я тогда покой твой не нарушу.
Но ты же своенравна и вольна,
в висках стучит жестокая война
и мы с тобой к ней делаемся ближе.
Ты вылетаешь из небытия,
а следом за тобой лечу и я,
спускаясь над чужой бедой всё ниже.
Над мирным городом мне голову вскружи,
где без обстрела стонут этажи,
и в окнах ты увидишь страх на лицах.
И вот тогда, вдруг вспомнив о былом,
ты развернёшь меня своим крылом,
и ввысь взлетишь как вещая орлица.
А мне б в тебе иную видеть стать,
но это ты сумеешь наверстать
и показаться белою голубкой.
И, как уж ты ей там не прекословь,
поучит жить и в ней искать любовь,
которая окажется нехрупкой.
Но не узнать мне, кто из пары птиц,
взлетев с моих исписанных страниц,
скорее восстановит пепелище?
И всё же колпачок им с глаз сорви,
и в горе не забудешь о любви —
к поэзии,
