пододвинулся на ящике. Подошел Лось, сел, взял кружку с дымящимся чаем:
– Хохлов, не согласитесь лететь со мной?
– Нет, Мстислав Сергеевич, – важно ответил Хохлов, – не соглашусь, боюсь.
Лось усмехнулся, хлебнул кипяточку, покосился на Кузьмина:
– А вы, милый друг?
– Мстислав Сергеевич, да я бы с радостью полетел, – жена у меня больная, не ест ничего. Съест крошку, – все долой. Так жалко, так жалко…
– Да, видимо – придется лететь одному, – сказал Лось, поставив пустую кружку, вытер губы ладонью, – охотников покинуть Землю – маловато. Он опять усмехнулся, качнул головой. – Вчера – барышня приходила по объявлению: «Хорошо, говорит, я с вами лечу, мне девятнадцать лет, пою, танцую, играю на гитаре, в Европе жить не хочу, – революции мне надоели. Визы на выезд не нужно?» Что у этой барышни было в голове – не пойму до сих пор. Кончился наш разговор, – села барышня и заплакала: «Вы меня обманули, я рассчитывала, что лететь нужно гораздо ближе». Потом молодой человек явился, – говорит басом, руки потные: «Вы, говорит, считаете меня за идиота, лететь на Марс невозможно, на каком основании вывешиваете подобные объявления?» Насилу его успокоил.
Лось оперся локтями о колени и глядел на угли. Лицо его в эту минуту казалось утомленным, лоб сморщился. Видимо, он весь отдыхал от длительного напряжения воли. Кузьмин ушел с чайником за водой. Хохлов кашлянул, сказал:
– Мстислав Сергеевич, самому-то вам разве не страшно?
Лось перевел на него глаза, согретые жаром углей:
– Нет, мне не страшно. Я уверен, что опущусь удачно. А если неудача, удар будет мгновенный и безболезненный. Страшно другое. Представьте так, – мои расчеты окажутся неверны, я не попаду в притяжение Марса – проскочу мимо. Запас топлива, кислорода, еды – мне хватит надолго. И вот – лечу во тьме. Впереди горит звезда. Через тысячу лет мой окоченелый труп влетит в ее огненные океаны. Но эти тысячу лет – мой летящий во тьме труп! Но эти долгие дни, покуда я еще жив, – а я буду жить только в проклятой коробке, – долгие дни безнадежного отчаяния – один во всей вселенной. Не смерть страшна, но одиночество. Не будет даже надежды, что Бог спасет мою душу. Я – заживо в аду. Ведь ад и есть мое безнадежное одиночество, распростертое в вечной тьме. Это – действительно страшно. Очень мне не хочется лететь одному.
Лось прищурился на угли. Рот его упрямо сжался. В воротах показался Кузьмин, позвал оттуда в полголоса:
– Мстислав Сергеевич, к вам.
– Кто? – Лось быстро поднялся.
– Солдат какой-то вас спрашивает.
В сарай, вслед за Кузьминым, вошел давешний солдат, читавший объявление на проспекте Красных Зорь. Коротко кивнул Лосю, оглянулся на леса, подошел к столу:
– Попутчика надо вам?
Лось пододвинул ему стул, сел напротив.
– Да, ищу попутчика. Я лечу на Марс.
– Знаю, в объявлении сказано. Мне эту звезду показали давеча. Далеко, конечно. Условия какие хотел я знать: жалованье, харчи?
– Вы
