для удобства разделен на дольки, но кто-то наперекор всем традициям оставляет на нем круглый след от мощного укуса.
– Ладно, ничего не поделаешь, если это зов природы… – махнул рукой Идзуми и, заворачивая рукава пижамы, направился в сторону кухни. – Тебе кофе налить?
– Нет, не надо. В последнее время воротит от запаха кофе.
– Чтобы передозировка шоколадом сопровождалась отвращением к кофе! Где-то явно произошел сбой системы!
– Извиняюсь.
С того дня Идзуми не разрешал себе пить кофе в присутствии Каори. Сегодня она уже ушла, и на кухне, пока в термопоте кипятилась вода, дребезжала электрическая кофемолка, измельчая зерна, которые Идзуми достал из холодильника. Это был сорт с кислинкой. Упаковку такого кофе Идзуми получил от своего подчиненного в качестве сувенира из Сиэтла, куда тот ездил в командировку с одним проектом. Пачка все никак не могла закончиться.
Неизменный завтрак – хлеб для тостов и что-нибудь из яиц. К ним – овощной салат или свежевыжатый сок. Отвечает за приготовление тот, кто первый встал, – негласное правило этого дома.
Когда Идзуми еще жил с мамой, его завтрак состоял из риса и рыбы, дополнением шла яичница или еще что-нибудь на закуску, и непременно были соленья. Юрико постоянно разрывалась между домом и подработками, поэтому по будням на ужин периодически были наборы суши или другая готовая продукция из магазинов. Идзуми всегда радовался, когда так случалось. Но от Каори он узнал: сразу после их свадьбы Юрико по секрету призналась ей в том, какие угрызения совести ее каждый раз мучили из-за покупного ужина. «Поэтому я во что бы то ни стало старалась хотя бы завтраки и обеды готовить сама».
Вспомнились три буханки у рисоварки. «Когда это мама тоже перешла на “хлебный” рацион? Через какое-то время после того, как я съехал?» Идзуми сидел за обеденным столом.
Перед ним на тарелке лежала подстывшая уже глазунья. Он растеребил желток и разом смолол яичницу, затем принялся за тост, запивая его кофе.
«Из Нью-Йорка прилетает виолончелист, так что я завтра пораньше уеду на репортаж».
В памяти Идзуми всплыло, как вчера перед сном Каори предупреждала его об этом. Вероятно, доза кофеина – такая долгожданная! – расшевелила шестеренки мозга.
«И, Идзуми, скажи уже маме про ребенка!» – продолжали доноситься обрывки вчерашнего вечера. Вот-вот будет четыре месяца с начала беременности, а Идзуми все ждет, пока подвернется какой-нибудь удобный случай, чтобы сообщить об этом маме.
Из окна их квартиры на девятом этаже открывался вид на раскинувшийся внизу парк. Снаружи, оказывается, шел снег. Благоухающими белыми бутонами он ложился на пышные зеленые ветви деревьев. «Да что ж такое! Март на дворе!» – приуныл Идзуми.
Он принял обжигающе горячий душ и, хорошо прогревшись, отправился на улицу. Все ограждения у здания были укрыты снегом. Зачерпнешь его пригоршню, начнешь сжимать – и, влажный и липкий, он со скрипом
