пожалуйста, – пробормотал Алекс.
Дедуся возмущенно фыркнул, изо всех сил бабахнул дверью перед самым его носом, маршрутка, зарычав натужно, заскакала по колдобинам, и Алекс остался один на пустой дороге.
Проводив маршрутку глазами, с трудом нагнулся и подобрал телефон. Тот был мокрый, в песке и, естественно, не работал.
Даша всегда говорила, что он не умеет обращаться с вещами, не ценит и не любит их. Еще она говорила, что людей он тоже не любит, не ценит и не умеет с ними общаться, и он знал совершенно точно, что это правда.
…Теперь куда? Направо или налево?.. Налево или направо?
На той стороне шоссейки стояли какие-то указатели, но отсюда Алекс никак не мог разглядеть, что именно на них указано, и потащился через дорогу – посмотреть.
Так. Деревня Юрьево налево, три километра. Деревня Козлово направо, и всего полтора. Куда лучше податься – в Юрьево или в Козлово?.. Должно быть, в Козлово лучше. Ближе.
Он вдруг захохотал, закинув голову к низкому небу, – один на пустой осенней дороге. Вечная история. Он везде забывал записные книжки, никогда не помнил адресов, проезжал свою остановку и путал имена.
И позвонить никак не возможно, телефон-то не работает!..
Его должны были встречать, Анна Иосифовна проворковала в трубку, что распорядится на этот счет: «Вы ни о чем, ни о чем не волнуйтесь, Алекс!» Он поблагодарил ее и уверил, что не стоит, но она настояла. Все это было прекрасно и очень любезно, но никаких встречающих на пустой дороге не оказалось, а он, едва договорив с ней, тут же забыл, куда ему нужно – все же в Юрьево или в Козлово!..
Он вернулся на остановку, посмотрел на лес – темный, непрозрачный, густой, такой бесповоротно осенний, – сунул замерзший нос в поднятый воротник куртки и пристроился на влажную, холодную лавочку внутри обшарпанной автобусной остановки.
«Сейчас я посижу немного, соберусь с мыслями, заодно, может, вспомню: Юрьево или Козлово, и пойду потихоньку, а там как-нибудь разберусь. А что еще делать?..»
Болело в голове и в боку, и Алекс рассеянно потрогал место под волосами, которое ныло.
В последний раз его били в армии, изощренно, с удовольствием, с огоньком даже, а он тогда был миролюбив, как щенок, – глупый, домашний мальчишка, уверенный, что окружающий мир не может быть жесток и несправедлив к нему. К нему, которого так любят родители, и бабушка, и брат, и друг Димка, и девочка Маша, и собака Джек!.. От этой уверенности он был ни к чему не готов – и поплатился.
Как он потом ненавидел себя за… неготовность, доверчивость, идиотскую веру в то, что все люди на свете «нормальные»! Может, кто-то лучше, кто-то хуже, но все равно ведь «нормальные»!
И тех ненавидел тоже.
Ненавидел, мечтал отомстить, строил планы этой самой мести – наивные, детские, уж точно невыполнимые, сладко придумывал, что выхватит из-за пояса меч-кладенец и снесет головы подонкам и ублюдкам, пинавшим его сапогами!..
Только никакого меча не было на поясе, а подонки и ублюдки оказались сильнее.
