было не в установках. В другое время и сам Троцкий выступал за индустриализацию. По своим методикам, своим схемам, с помощью иностранцев. Через него американский «Чейз Нешнл банк» заключил баснословно выгодный контракт на поставку оборудования для Днепрогэса. Но если об индустриализации заговорил Сталин, требовалось разнести его в пух и прах, выставить дилетантом и предсказать полные провалы планов. Главный вопрос оставался все тем же – кому будет принадлежать власть? Не какую политику проводить, а кто ее будет проводить?
Осенью 1927 г. Троцкий, Зиновьев и Каменев взялись организовывать собственные митинги, и их «подсадные утки» в толпе рабочих выкрикивали: «Да здравствуют истинные вожди революции». Хотя реальное влияние «истинных вождей» неукоснительно падало. Большинству коммунистов они со своими дрязгами просто надоели. По воспоминаниям секретаря Троцкого В. Кибальчича, в последних партийных баталиях число их сторонников в Москве и Ленинграде оценивалось в 400–600 человек [140]. Какая уж тут сила? Наивернейший помощник Троцкого, Адольф Иоффе, смог выразить преданность кумиру только тем, что покончил с собой. 7 ноября 1927 г., в 10-ю годовщину революции, предводители оппозиции пошли ва-банк, попытались устроить беспорядки и альтернативные демонстрации.
Свои лозунги и портреты «вождей» оппозиция повывешивала на стены домов, где жили сами «вожди». На углу Воздвиженки и Моховой появились огромные портреты Троцкого и Зиновьева. Как вспоминал троцкист И. Павлов, с крыши сталинисты пытались сорвать их баграми. «Активную оборону своих портретов вели оригиналы. Вооружившись половой щеткой с длинным черенком, Троцкий энергично отбивал атаки» [93]. Да, это, наверное, выглядело символично. Еще недавно всемогущий Троцкий защищает шваброй собственный портрет… За хулиганские выходки 90 руководителей оппозиции выгнали из партии, отправили в ссылки. Нет, еще не в тюрьмы. Троцкого выслали в Алма-Ату, остальных – в другие провинциальные города.
Но по мере падения фигур, связанных с «закулисой», кончилось золотое время для иностранцев. Их начали прижимать – как бы неофициально, без шума, но вполне однозначно. Переговоры с Круппом и другими промышленниками о сдаче в аренду советских предприятий были свернуты. Строительство заводов «Юнкерса» в Филях и Харькове подверглось ревизиям. Накопали массу претензий, и в 1927 г. СССР расторг договор с выплатой германской стороне 3,5 млн. руб., а недостроенные заводы взял под свое управление. Пришла пора и для бизнесменов, нахапавших концессии на добычу полезных ископаемых, лес, пушнину и т. п. На словах их по-прежнему обхаживали. Они завозили оборудование, налаживали производство, раскатывая губы на крутые прибыли. Но у них неожиданно начинались «неприятности». Принимались бастовать рабочие, требуя непомерную зарплату. Возникали перебои с транспортом или другие помехи. А советские чиновники выискивали в концессионных договорах пункты, которые не выполнялись. Придирались к ним, и советская сторона требовала расторжения
