[113]. Для Северо-Кавказского края, включавшего Дон, Кубань, Терскую губернию, северокавказские национальные автономии, предусматривалось заключение в лагеря 6–8 тыс. человек и высылка 20 тыс. Правда, раскулачивания и депортации осуществлялись и в 1931, 1932 гг.
Общее число переселенных крестьян составило не 15, а 3,5–4 млн., и списывать их в погибшие нет никаких оснований. Например, из Северо-Кавказского края в 1931—32 гг. выселили 38 тыс. семей (172 тыс. человек). Из них 12 тыс. переселили внутри региона – в другие районы или города, а 26 тыс. семей отправили на Урал. Раскулаченные превращались в строителей. Именно их руками возводились промышленные гиганты первой пятилетки – Днепрогэс, Магнитка, Турксиб. Допустим, в Магнитогорске 40 % строителей и будущих рабочих металлургического комбината составились из «спецпереселенцев».
В целом же, процессы в Советском Союзе протекали совершенно неоднозначные. С одной стороны, государство укреплялось. Ударным трудом и в короткие сроки оно выползало из разрухи и отсталости, куда было отброшено гражданской войной и большевистскими экспериментами. Сельское хозяйство выходило на современный и эффективный уровень. Но все это осуществлялось с чудовищными перекосами, издержками и потерями. Мало того, наряду с созидательными программами возобновились и разрушительные. Усиливалась и развивалась вроде бы Советская Россия – но в ее руководстве по-прежнему задавали тон силы, ненавидящие и отрицающие саму Россию.
С 1929 г., в то же самое время, когда громилась деревня, развернулась вторая волна гонений на Церковь. Всю страну охватили антирелигиозные акции. Для молодежи организовывались буйные богоборческие шабаши с факелами, шествиями, плясками, кощунственными песнями и частушками. В Ленинграде в рождественский сочельник учинили «ночь борьбы с религией» и арестовали всех, кого застали в церквях. На Кубани под Рождество закрыли церкви, устроив в них молодежные вечеринки. В Оренбуржье на Пасху комсомольцы закидывали камнями крестный ход, подожгли одну из станиц, чтобы сорвать праздничную службу. В ходе кампании было закрыто 90 % храмов, которые еще оставались действующими после погрома 1922–1923 гг. Их передавали под хозяйственные нужды или разрушали, как было с храмом Христа Спасителя [140].
Священнослужителей в первую очередь репрессировали в ходе раскулачиваний. А если прихожане протестовали, это объявлялось «кулацкими восстаниями» и жестоко подавлялось. Подводили под статьи о контрреволюционных заговорах, устраивали расправы. В 1932 г. в ростовской тюрьме были расстреляны митрополит Кавказский Серафим (Мещеряков), епископ Барнаульский Александр (Белозер) и 120 священников и монахов. Случайный свидетель-геолог поведал об убийстве 60 священников в июле 1933 г. на берегу Лены. Их ставили на край ямы и задавали вопрос, есть ли Бог. Каждый твердо отвечал: «Да, есть Бог!» – и звучал выстрел. Расстрелы и тайные убийства священнослужителей совершались и в других городах. Был казнен митрополит Евгений,
