ее спутница, старательно – это я отметил особенно – избегая обращений, намекающих на равенство положения. Должен сказать, что после первого сопротивления настойчивому вниманию миссис Кларк – старшая из дам – начала откровенно поощрять мою привязанность к молодой спутнице, очевидно, испытывая некоторое облегчение от возможности разделить тяжкую ношу ответственности. Во всяком случае, она неизменно радовалась моим визитам, чего никак нельзя сказать о самой Люси. И все же, несмотря на замкнутость манер и откровенную отчужденность, никогда в жизни не встречал я особы более привлекательной. Я сразу почувствовал, что в чем бы ни заключалась причина печали, ее собственной вины здесь не было. Вовлечь Люси в беседу было непросто, но в те редкие моменты, когда удавалось на миг-другой склонить ее к разговору, лицо вспыхивало живым умом, а мягкие серые глаза смотрели доверчиво и серьезно. Должен признаться: чтобы навестить ее, я использовал любой, даже самый малый предлог: собирал букеты для Люси; придумывал интересные прогулки для Люси; регулярно наблюдал за ночным небом, не теряя надежды, что однажды необыкновенная красота оправдает мою попытку увлечь миссис Кларк и Люси в болота, чтобы полюбоваться огромным лиловым куполом.
Мне казалось, что Люси знает о моих чувствах, но по какой-то неведомой причине вынуждена держаться на расстоянии. В то же время я видел – или воображал, что видел, – как сердце ее тянется ко мне, хотя в сознании происходит столь ожесточенная борьба, что хотелось умолять ее пожалеть себя. Да, я так глубоко любил, что был готов пожертвовать собственным счастьем, ибо видел, как лицо любимой становится еще бледнее, печать печали еще явственнее, а хрупкий стан еще тоньше. Я написал дяде и без объяснения причин попросил позволения продлить пребывание в Харрогите. Его забота обо мне оказалась столь искренней и глубокой, что уже через несколько дней пришел положительный ответ. Добрый родственник лишь просил беречь себя и не совершать долгих прогулок в жару.
Одним душным вечером я подошел к заветному дому и сквозь открытые окна услышал знакомые голоса, а, завернув за угол, в одном из двух окон их комнаты явственно увидел Люси, но, когда постучал в их дверь (которая никогда не закрывалась) и вошел, меня встретила лишь миссис Кларк, почему-то нервно и суетливо собиравшая разложенное на столе рукоделие. Интуиция подсказала, что назревает важный разговор: похоже, мне предстоит объяснить цель столь частых визитов. Я обрадовался этому обстоятельству, тем более что дядя уже несколько раз упоминал о приятной возможности увидеть в старом доме на Ормонд-стрит мою молодую жену. Он был богат, а мне предстояло унаследовать его состояние. К тому же я уже заслужил репутацию достойного молодого юриста. Короче говоря, препятствий со своей стороны я не видел. Но Люси была окружена ореолом тайны. Я ничего о ней не знал: ни настоящего имени, ни происхождения, но нисколько не сомневался в ее истинной добродетели и чистосердечной невинности. И хотя понимал,
