на лавке.
Мерзкая скотина.
– Держи! – стаскиваю жёлтые перчатки и протягиваю ему.
– После тебя? – брезгливо смотрит на них. – Да ни за что!
Сволочь треклятая.
Бросаю перчатки чуть ли не в надменную морду.
– Немедленно мой свою половину! – в отчаянии повышаю голос.
Звучит так себе…
– Размечталась. И не подумаю даже, – прищёлкивая языком, отрицательно качает головой он.
– Тогда я… – пальцы сжимаются в кулаки от нарастающий злости. – Я… я…
– Ну и что ты сделаешь? – открыто провоцирует, забавляясь. – Беги давай, стучи Петру. Мне по барабану на эту его долбаную трудовую дисциплину, если ты ещё не догнала.
– Свинья… В драке виноваты вы оба! Значит, и ответственность несёте тоже на пару!
– Твой дегенерат сам полез, так что не обессудь! – веселится он. – Ну как тут отказать, когда так просят…
– Не трогай его, понял? Сколько уже можно? – пытаюсь воззвать я к его совести. Но разве она у него есть?
– Трясёшься за своего ненаглядного? – цедит, даже не пытаясь скрыть плещущееся через край пренебрежение.
Смотрю в глаза, полные презрения, и едва сдерживаю желание расцарапать ему лицо.
– Не хочу, чтобы у Дани из-за тебя были неприятности! Не цепляй его, ясно? – смело проговариваю на выдохе.
– Ты чё, Лиса, перепутала меня с кем-то? Приказывать будешь своим ручным псам, поняла? – раздражённо чеканит по слогам.
Скрипя зубами, поднимаю ведро с грязной водой и несу его до туалета. С меня хватит! Наши диалоги всегда заканчиваются одинаково. Взаимными оскорблениями или дракой. А если так пойдёт и дальше – меня точно за тяжкие телесные отправят в тюрьму. Дрожащими руками ставлю ведро в раковину.
– Слушай, Лисицына, – мерзавец заходит следом, ногой придерживая дверь.
И нет, его нисколько не смущает тот факт, что туалет женский.
– Мне вот интересно, – тянет насмешливо, останавливаясь рядом, – ты как… спишь с ними по очереди или…
Пальцы сжимают холодный алюминий до побелевших костяшек. Поднимаю полыхающий кострищем взгляд на зеркало. Испепеляю взглядом его отражение несколько долгих секунд. По коже ползёт отвратительное чувство того, что тебя смешали с грязью.
Больной. Таким невдомёк, что в мире существует настоящая дружба, ведь его в отличие от меня, окружает кучка таких же избалованных, испорченных недоумков.
– Что? – театрально вздёргивает бровь, и его рот продолжает извергать мерзости: – С обоими сразу, Лиса? Ты из тех, кто любит пожёстче?
Вообще не помню, как это произошло. Но видимо, я, находясь в состоянии аффекта, схватила ведро.
Иначе как объяснить это?
Беркутов ошалело пялится на меня потемневшими, сверкающими яростью глазами. Кашляет. С волос капает вода, стекая по вытянувшемуся от удивления лицу. Идеально выглаженная рубашка мокрая до нитки и уже отнюдь
