вда, в запасе.
– Я знал, что ты получишь лампасы. Ты всегда добивался того, чего хотел.
– И того, кого хотел. Но все это в прошлом.
– Прошу за мной.
Они, генерал-майор Глобин Семен Павлович, во время войны в Афганистане, а точнее в 1982–1984 годах, служивший в боевом полку начальником службы ракетно-артиллерийского вооружения (РАВ), и Азад Рани, он же бывший начальник склада службы, бывший прапорщик Советской армии Рубанко Алексей Викторович, начали подъем по узкой горной тропе. Оба в то далекое время активно сотрудничали с душманами, через переводчика – местного жителя – снабжая врага вооружением и боеприпасами. Однажды сделка сорвалась, службой РАВ заинтересовались особисты. Пришлось организовать побег Рубанко к друзьям-душманам и валить «коммерческую» деятельность на него. Избавившись от начальника склада, Глобин выкрутился, отделался строгим выговором за халатность. Но даже выговор не успели занести в личное дело майора, так как он практически тут же заменился. В Союзе его, кавалера двух орденов Красной Звезды, не преследовали. Все темные дела остались в Афганистане, и он сделал неплохую карьеру, дослужившись до должности начальника управления РАВ одного из центральных военных округов и получив генеральское звание. Глобин не знал, как сложилась судьба его бывшего подчиненного.
– Судя по всему, Леша, ты здесь неплохо устроился?
– Неплохо. У меня свой дом в Кандараме, работа прибыльная у важного человека, Абдуллу еще не забыл? Имею трех жен.
– Его забудешь. Говоришь, имеешь трех жен? Почему не четырех? Вам же позволено иметь четырех жен?
– Четвертая подрастает. Ей только одиннадцать лет, Семен Павлович. Исполнится двенадцать, заберу ее к себе. Девочка из бедной семьи, калыма особого не потребуется.
– Тебе сколько лет, Леша?
– Пятьдесят два.
– И что ты будешь делать с двенадцатилетней женой?
Бывший прапорщик, а ныне помощник руководителя террористической организации «Халифат», рассмеялся:
– А что делают с женами, Семен Павлович?
– Но она же ребенок.
– Здесь женщинами становятся быстро.
– А сколько же тогда лет твоей первой жене?
– Старшей! Старшей, генерал, сорок пять.
– И детей, наверное, куча?
– Восемь. Пять сыновей, три дочери. Двое парней уже служат в организации, две дочери замужем. Неплохо устроил. Их мужья – достойные, обеспеченные люди. Но не все и сразу я получил, Семен Павлович, после того как ты, повесив на меня все наши общие дела, заставил бежать к афганцам. Поначалу тяжело было. Пришлось воевать. Был дважды ранен. Думал, сдохну здесь, но Всевышний услышал мои молитвы. Горбачев вывел войска, на смену им пришли талибы. Вот тогда я начал свою карьеру. Но это длинная история. Да и не хочу я вспоминать прошлое. Жить надо настоящим. А оно меня вполне устраивает.
– На родину не тянет? – спросил Глобин.
– Какую родину? – усмехнулся Рубанко. – Где та родина, что послала меня сюда? Ее нет. Нет Союза, родственников тоже нет. Был брат в Украине, но, если даже жив, я его все равно не узнаю. И не нужен он мне, так же как и я ему. Так что, генерал, если что и считать родиной, то для меня это Афганистан. А чего по нему тосковать, если я здесь живу?
– Логично.
– Так, я сейчас включу фонарь, дальше тропа круче и извилистей, слева будут обрывы, иди нога в ногу за мной и прижимайся к скале.
– «Гюрза» со скалы не ударит?
– «Гюрза» нет, а вот кобра может, но она предупреждает о нападении, или забыл?
Рубанко включил фонарь. Особенно сложный и опасный участок до плато, где находился кишлак Ямар, прошли молча. Выйдя на ровное место, Глобин облегченно вздохнул:
– Не в мои годы, Леша, подобные экстремальные дела.
– Однако ты ведь приехал? Но успокойся, скоро отдохнем, поедим, а дальше уже на машине поедем.
– Погоди, я перекурю, часов пять не курил.
– Курение – очень вредная привычка, а здесь, у нас в организации, карающаяся сурово. За глоток спиртного и затяжку табака можно головы лишиться.
– А как же «дурь»? Анаша?
– Это не табак. Впрочем, и за анашу можно пострадать.
– Так что, прикажешь не курить, не пить?
– Вообще-то ты не член организации, не мусульманин, на тебя наши законы не распространяются, тем более ты гость самого Абдуллы Мирзади. И все же лучше придерживаться местных традиций. А приказывать тебе я не мог ни в восьмидесятые, ни сейчас.
Глобин повертел
