были мы. И это бесценно.
– Погоди. – Он наклоняется, стирает каплю кетчупа с моего подбородка салфеткой и улыбается.
Мое сердце пропускает сразу несколько ударов.
– Спасибо. – Смущенно говорю я и отвожу взгляд.
А потом мы идем гулять по парку. Кормим уток, стреляем по мишеням в тире и пьем клубничные милкшейки на берегу пруда, пытаясь время от времени сталкивать туда друг друга по очереди. Я, как обычно, побеждаю – Никита валится к самой кромке, нечаянно наступает в воду, и один его кроссовок промокает. Но наказания судьбы не приходится долго ждать: когда мы идем по аллее, проезжающая мимо поливальная машина окатывает нас обоих с головой.
Наверное, так и выглядят моменты счастья. Короткие, как вспышки. Яркие. Ты чувствуешь запахи, помнишь ощущения и видишь улыбку того, кто рядом. Время останавливается на секунду, чтобы ты мог лучше запечатлеть в памяти этот чудесный миг, а затем продолжает свой бег. И кроме маленького местечка в твоем сердце нигде больше не остается напоминаний о том, что когда-то все это с кем-то могло произойти.
– В музей? – Кивает на большое старинное здание справа Никита.
– Ненавижу музеи, ты же знаешь. – Морщусь я.
– Пару кадров? – Он разворачивает меня к фото-будке.
– Вот это с удовольствием.
Мы забегаем внутрь, оплачиваем снимки, втискиваемся вдвоем в узкое кресло и начинаем так усиленно корчиться, как будто от этого зависит, примут ли нас обоих в цирковое училище на клоунское отделение. И только последний снимок, где мы, отсмеявшись, смотрим друг на друга, получается более-менее приличным. Всеми остальными можно пугать малолетних детей, обещая кару небесную за недоеденную тарелку с манной кашей.
– Надо же, не заметила, как полдня прошло. – Говорю я, убрав фотографии в рюкзак и бросив взгляд на часы. – Наши, наверное, уже освободились с занятий.
– И это еще не последний пункт нашей культурной программы. – Подмигивает Никита.
– Куда ты меня ведешь? – Настораживаюсь я.
– Увидишь. – Загадочно отвечает он.
Кружит каким-то переулками, тянет за собой через подворотни, увитые зеленью и цветами, а затем выводит меня к небольшой арке у старой площади.
– Где мы? Что… – Я замираю у витрины, на которой вижу блестящий Gibson – тот, о котором давно мечтала.
– Красное дерево, – шепчет Никита, положив мне руку на плечо, – брендовые звукосниматели и фурнитура, идеальный баланс звука. Синди будет ревновать.
– Синди с ума сойдет… – С придыханием говорю я, касаясь пальцами стекла витрины. – Она влюбится в него, как только увидит.
– У них будет лучший дуэт. – Заверяет Высоцкий. – Ну, что? Хочешь подержать его в руках?
– Да. – Отвечаю я с улыбкой.
Он открывает мне дверь, мы входим, и Никита просит у продавца показать инструмент. Я дрожу, когда мне дают гитару, и мои пальцы
