нашлось армейским потоптанным место в чемодане.
Однако, поработать от души в тех ботинках не случилось. Раз, поначалу, только и одел, да и снял быстренько: были берцы уже на подъеме от пятки изрядно чужой ногой искривлены, и мне ноги натирать начали сразу. А на судне и новой спецодежды всем хватало.
Закинул армейские ботинки обратно в рундук («Блин, лишние килограммы в дороге тащил, так еще и места сколько!»), да и позабыл сразу.
И вот пришёл солнечный день, когда зашел наш траулер на рейд мавританского Нуадибу на предстоящую выгрузку. И, как здесь водилось, вслед за военными властями пробрался на судно мирный торговец, что разложил на дощатой промысловой палубе у самой кормы свой товар. В открытом чемодане пестрели коробки с одеколонами, духами, кремами и мазями и с маленькими баночками кофе по старинке.
По старинке, в былые времена, кофе было востребованным советскими морякам товаром. Как и «парфум» что в дивном ассортименте четырёх (а то и пяти) наименований предлагали тогда с низины своих джонок пристававших в тёмной ночи к борту судна мавританские торговцы. «Elitis» для любимых – уже одна нежнейшая, фламинговыми волнами, расцветка ворожила взор… Элегантный, с разделительной серебряной полоской, как с тросточкой, черно-серый мужской «Lomani». Стильный, с размашистым серебром на черном, «Best» – как действительно лучший для комиссионных магазинов. Дорогим жёнам чаще всего покупались духи со сладким карамельным запахом, и в упаковке, разбитой на разноцветные треугольнички-лоскуточки – точь-в-точь, как в волшебной «подзорной трубе». И волшебное разноцветье самой только упаковки празднично радовало утомлённый однообразием судовых, с непременным суриковым налётом будней серости, глаз… Да – то был товар в изможденной повальным дефицитом стране! И в качестве дорогого подарка, и в качестве товара на продажу. Почти французский – ведь Мавритания была французской колонией, оставившей это парфюмерное наследие. Да, что там – на родине мы, и глазом не моргнув, но лишь скромно потупившись, говорили: «Французская парфюмерия».
Стратегический, скажу я вам, был нам, морякам, тот товар! В обмен на него шла в первую очередь рыба, капроновые нитки, целлофановые пакеты для рыбных брикетов, а уж потом резиновые сапоги, роба, вязаные рабочие перчатки (очень их уважали местные перекупщики; главное, чтоб перчатки были «новий» – тщательно постиранные браковали сразу) и прочая, и прочая…
Но теперь объем торговли упал почти до нуля. И одинокий торговец мирно сидел у своего раскрытого чемоданчика, привычно теребя край выцветшей серой чалмы, на теплых досках промысловой палубы под палящими лучами мавританского солнца.
Я всегда уважал мавританцев именно за то, что каждый из них находит своё место под солнцем. Пусть и вот такое, не слишком, конечно, хлебное, но человек счастлив и тем, и благодарит за то Небо не один раз на день. И, постоянно скрипя на зубах песком, не разучился при том заливаться от души настоящим искренним смехом.
И Небо даже не в будущей, но уже в этой жизни посылает этим благодарным великое счастье
