ты ее так ненавидела?
– Ненавидела? Я?! Не говори ерунды.
– Ты даже проститься мне с нею не дала. Я же спрашивала! Я же хотела приехать!
– Я говорила. Говорила, что мы вызываем врача третий раз за вечер… Ты не приехала. А что бы ты сделала, если б и приехала, а? А я тебя спасла. Знала бы ты, от чего я тебя, дуру, спасла…
– От чего?
– Сказать бы, а все жалеешь тебя, жалеешь, да видно, зря. Ни сердца в тебе, ни совести. И благодарности никакой. Одни мужики на уме, ни работы нормальной вот опять, ни семьи. Родить – и то не смогла.
Родить не смогла. Зачем рожать, если не можешь любить ребенка? Почему пани Криста не сделала аборт, впервые забеременев? Эла, по крайней мере, не повторила материнской ошибки. После чего уже и впрямь не смогла родить, и пани Криста считала это справедливой Господней волей в адрес блудной дочери.
– Не смогла, – отвечала ровно, – зато Агнешка у тебя молодец. Зачем вы поменяли фотографию?
– Какую?
– Ту, на ее могиле.
Повисла короткая пауза.
– Я ничего не меняла, – пани Криста бросила вдруг испуганный взгляд на внучку, поглощенную смартфоном, потом на старшую дочь. – Тебе лучше уйти.
– О чем бабушка говорила перед уходом?
– Ни о чем. Не вспоминала тебя.
– О чем она говорила?
– Она говорила о… стрекозах.
Пани Малгожата насмешливо взирала на семью с портрета на стене, вот уже восемь лет перетянутого черной ленточкой. Материнское лицо изменилось мгновенно и странно, но Эла все же задала вопрос снова:
– Зачем вы сделали это?
– Тебе лучше уйти.
Профессия дает массу преимуществ. И первое из них – не нырнуть на скорости в ближайший столб, услыхав вот это вот всё. Снова. Как каждый раз. Отделяешь себя от переживания, переживание от себя, кладешь по разные стороны трассы. Cосредотачиваешься на спидометре. На голосе навигатора. Маршрут построен. В динамиках аудиосистемы – многолетний покойный любимчик, мемфисское произношение, ленивые длинноты, вязкая, словно черничное варенье, сладость тембра. Каждый раз чистое незамутненное удовольствие, еще и от того, что Король был с ней давнее, его не пришлось стирать из плеера после всего, десять лет назад. Но через час примерно тошнота от семейного обеда догнала, Эла заглушила мотор, притулилась на обочине на выезде из Тршебич. Вот мало ей было той, давнишней травмы, решила еще залакировать новой? Съездила, называется, повидать бабушку на кладбище, съездила повидать маму с сестрой… Живых. А вышло краше, чем с мертвыми. Господи, как она прожила-то свои сорок пять в этом лютом холоде, в этом вранье?
Легла лицом в руль. Повыла. Подышала. Всё, можно ехать дальше.
Не ищи одобрения.
Не ищи любви.
Сама себе мать и дитя.
Пока Элвис пел, дорога текла, она думала. До Крумлова
