мы нищи.Сих признаешь, Отец, по царским очесам,
Всех по бели ряднин, по удавке на вые,
Добиралися жизнь ко Твоим небесам
И встали пред Тобой агнецы черневые.
Ах, не плачь, Боже свят, нас не чтут на земли,
Зачинали как есть с багреца да кармину,
А чрез пурпур на кровь по слезам и прешли,
Виждь хотя бы теперь светоч-паству едину.
Соц-хоругвь
Боян, молю, молчи при мне,
Я песни мира не приемлю,
Пусть в синих молниях, в огне
Сойдет Господь на эту землю.
От ульев, медоносных пчел
Живем с годами безрассудней,
И крест неведенья тяжел
Для нас, как для июльских трутней.
Давно двуперстие горит
Перед хоругвями свободы
И кровью храмы золотит,
Но тяжки гробовые своды.
Зеленорунный чайный яд,
Цвет ботанических маньчжурий,
Заваривает вертоград
Льдом сатанинских строф центурий.
Века не победит судьба.
И тонут в пламени аллеи,
Ложится вечности резьба
На юровые галереи.
В узоры драгоценных роз
Вплелись горящие караты,
Мерцанием багряных гроз
Сады пожарные объяты.
Огонь прочней иных оправ
Там, где в червленых высях – гроты.
Но мы, молитвенник поправ,
Не узрим новые высоты.
На голых наших склонах нет
Ни лавра, ни сосны, ни мирры,
И на престоле черных лет
Кровознаменные вампиры.
«Погаснут свечки золотые…»
Погаснут свечки золотые,
Багрец тисненый расточат,
И колокольни им витые
О муках крестных умолчат.
Ах, эльфы темные летали
Над сими, чаяши Христа,
И цветом рубища латали,
И возносились от Креста.
Господь, в огне Твое церкови,
Не будет силы муки длить,
Не станет слез и десной крови —
И мы лишь сможем их прелить.
«Гекзаметры эти не снились нам с давних времен…»
Гекзаметры эти не снились нам с давних времен,
Но камни Эллады точила янтарная пена,
И стройная строфика смерти прожгла небосклон,
И на воды пала холодная тень Карфагена.
Лазури одне мы хотели зело созерцать,
А вышло иное и нити сии не исправить,
Грассируйте, Парки, как станут серебром бряцать
Опричники тьмы – сами будем сиречно картавить.
Мы сами поидем ко браминам эллинских царств,
В окарины дунем, вспоем, яко Божьи рапсоды,
Воскреснуть нельзя после жалких сукровных мытарств,
Так будем хотя всетризниться за славские оды.
Аттический холод терзает доднесь хоровых
Высоких певцов, обреченных безгласности горней,
Их мало и было, а музы считали живых
Всегда
