лодыжку, всего-то. А могла что-нибудь и сломать. Стиснув зубы, я замотала ногу крест-накрест случайно оказавшимся в руке шарфом, который утащила с вешалки, и встала, поворачиваясь к дому.
Он был одноэтажным, с большим чердаком и высоким цоколем. Почти вплотную к нему примыкали многочисленные хозяйственные пристройки, занимавшие большую часть огороженного двора. Мне повезло упасть на подстилку из сена, по-видимому, остатки стога, который убрали под крышу от осенней непогоды. Обоняние не обмануло – скотины в сараях было предостаточно. По звукам – коровы, козы, куры. Может, кто-то еще.
Оглядываясь, я наткнулась взглядом на стоящую у двери сарая женщину с корытом. Она пялилась на меня круглыми от шока глазами. Женщина была одета в длинный сарафан в пол, на который был наброшен тонкий тулуп до колен. Я же стояла в неизменных джинсах и толстовке, прижимая к себе сумку и ворох одежды.
– Привет! – улыбнулась я, не сразу сообразив, что здороваюсь по-русски.
– Йасу, – поправилась, вспомнив, как «здравствуйте» звучит по-гречески.
Видимо, вышло не очень, так как женщина нахмурилась и двинулась в мою сторону.
– Неве совьян… – пропела она мелодично. Я с трудом соединила в мозгу два понятия. Перевела как «да пребудет…» или «пусть будет…», может, как-то иначе. Женщина шла ко мне и громко быстро говорила, помогая жестикуляцией. Я почти ничего не понимала, зато понимала, что общаться с людьми в этом мире предстоит мне с большими трудностями.
Так и вышло. В разговоре, который состоялся позже, я мешала все – слова из арабского, греческого, частично арамейские, что помнила. Помогала руками, описывая, как я попала в этот мир. Выходило и смешно и печально одновременно. Через пару дней я кое-как приспособилась, успокоилась и вспомнила, чему меня учила Нина Петровна, преподаватель арамейского. Да и хозяева старались – использовали в речи только простые односложные фразы.
Семья женщины, а ее звали Табита, была небольшой. У нее было двое детей – шестимесячная девочка и четырехлетний мальчик, принявший появление меня в их доме с восторгом и ужасом. Муж Табиты – Иона – целый день работал, как я поняла, в Храме. Все взрослые мужчины и женщины должны были отдать некоторую часть своего времени и, увы, денег на нужды церкви. Табита год как избегала этой участи, пока не подрастет дочка.
Эта обязанность для меня не была нова. Я читала, что раньше и в нашем мире часть доходов, отдаваемых церкви, сначала была добровольным приношением, а потом обязательным. Десятина, так ее называли. Даже сейчас, в двадцать первом веке, в некоторых странах существует обязательный церковный налог. Но это касается только тех, кто состоит в какой-либо религиозной конфессии. Здесь же в ней состояли все.
Хозяева радушно меня приняли. Жили они не бедно, но и не богато. У них был хороший крепкий дом – Табита объяснила, что дома новым семьям строят поселенцы все вместе и бесплатно. Каждый несет, что может: кто дерево, камень, кто – живность или одеяла. Под навесом
