звоню в больничку. Надо отлежаться, Маргарита поможет.
– Нет, – отрезал капитан слабо, но твердо. – Слухи пойдут, толковать начнут, пятое-десятое… в нашу нельзя.
– Куда как лучше прям тут кончиться, на боевом посту, – ворчал Саныч.
Начальник, жалко и криво улыбаясь одним краем рта, пообещал, что свинью такую не подложит.
– Я в свой госпиталь…
Он встал, но, качнувшись, чуть не рухнул, и сержант подхватил его под локоть.
– Давай хоть до хаты провожу.
– Зачем? – резко спросил Сорокин.
– Вещи собрать.
– Не надо. Все с собой у меня на всякий случай. Я теперь без укладки никуда.
Примерно через час Николай Николаевич, позвонив, сообщил, что он уже без пяти минут под капельницей, и предписал не паниковать.
– Мне-то что сепетить? Это Серега начнет.
– Ему тем более передай. Пусть привыкает. По всему видать, изъездился я…
В трубке послышались чужие голоса, какая-то гражданка бесцеремонно приказывала больному слезть с телефона и отправляться в палату, иначе пусть на себя пеняет.
– У меня все, – с поспешностью сообщил Сорокин и дал отбой.
Еще через полчаса Иван Саныч не без сожаления испортил настроение Акимову, сообщив о случившемся. Сергей заметно скис.
– Второй приступ за полгода. Саныч, ты опытный. Что делать?
Сержант, не оценив комплимента, уныло отозвался:
– Смотря кому. Ему – лежать тихо и дышать через раз, а что нам с тобой тут делать – не ведаю. Туго без него придется. Вместо него…
– Вместо него мы можем лишь бредни Машкина заслушать. Что ж, не знаешь, что делать – работай, – невесело сострил Акимов. – Так, как у тебя с…
Остапчук вздохнул. Всегда Серега норовит не с той стороны подойти к проблеме. Впрочем, технологию укрощения начальства Иван Саныч освоил в совершенстве: надо лишь кивать, травить байки из своей насыщенной практики, да поярче, чтобы аж челюсть у него отпадала, и с умным видом писать хотя бы по одной бумажке в день.
9
Яшка ошибочно полагал, что если тихо проникнуть в общагу и залечь в койку, то никто ничего не заметит. Расчет не оправдался. Стоило отмыться в тазу, с грехом пополам оттереть запекшиеся сопли-кровищу и замочить одежу, которую как будто кошка с помойки приволокла, как немедленно появилась эта, комсорг Маринка с говорящей фамилией Колбасова.
Вечно она колбасилась по всей фабрике, не давая людям дышать, ни с кого не спуская глаз. С чего она вязалась к нему, некомсомольцу, он не понимал и серьезно подозревал, что Маринка просто сживает его со свету. Правда, на этот раз она почему-то не заорала, как обычно, а просипела, как пробитая камера:
– Канунников, – и Яшка изумился: надо же, оказывается, и его фамилию прошипеть можно, – у тебя прогул, два дня!
Анчутка вяло сделал вид, что ужаснулся:
– Неужто?
