взял папку, прочитал, присвистнул:
– «Ровер Эвок». Неплохо для двадцатилетней деточки. Разумеется, сама заработала?
– Не отбивай хлеб у налоговых инспекторов, – напомнил Лев Иванович, – излагай, а то с твоими остроумными ремарками до утра не управимся.
– Ладно, ладно, – отмахнулся коллега. – Итак, двадцать первого ноября двадцать второго года, оставив малолетнюю дочь на попечение няни, она же соседка по коммуналке…
– Что?! – переспросил Гуров, полагая, что ошибся.
– Ну чего неясно? Золий Оксана, «Ровер Эвок», коммуналка, двадцать лет. Не отбирай хлеб у моралистов и проповедников нравственности, – не без удовлетворения отомстил Крячко. – В общем, умчалась в неизвестном направлении, посулив, что скоро будет. Род занятий предполагал такие отлучки, но есть обстоятельство: деточка жила не по средствам, брала кредиты и взаймы.
– И в местном ОВД успокоились на том, что товарищ Золий просто смылась от кредиторов? – уточнил Гуров.
Станислав пожал плечами.
– Несмотря на то что дамочка из сферы сексуальных услуг исчезла на пару с автотранспортом? И оставила ребенка?
– Держи, сам смотри. – Крячко протянул папку.
– Не хочу.
Стас, хмыкнув, продолжил:
– В общем, соседка – старая дева, самоотверженная, бездетная, готова за новую дочку глотку порвать, так что о пропаже заявила лишь месяц спустя. Со ссылкой на то, что бывало и подольше, чего ж нет. Говорит к тому же, что Золий эта немного того… ну, любила истории рассказывать. Вечный, почти горьковский сюжет: подзаборная девка до пенсии рассказывает подружкам, как молодой зарубежный принц на белом коне метал под ноги ей бриллианты и яхты, зовя в принцессы, а она – нет, и все тут.
Гуров все-таки взял папку, просмотрел бумаги: протоколы обыска комнаты, фотографии… Пусть коммуналка, но обставлена с претензией на дизайн, никаких бабушкиных люстр и фикусов, зато над уголком для завтрака висит некая доска, к которой густо пришпилены какие-то вырезки, фотокарточки, лозунги. И в центре – сама Оксана, вальяжно опираясь на блестящий, нежно-розовый «Ровер» с нарочито не по ГОСТу сделанными номерами.
– «Ксю Три Семерки». Ни меры, ни вкуса. Ничего себе у нее грезы. Это у нее доска для визуализаций, – зачем-то и неясно для кого пояснил Станислав.
Генерал лишь бровями дернул: мол, тебе-то откуда известно, господин полковник? Гуров усмехнулся, завладел лупой командования, принялся изучать детали. У товарища Золий оказалось множество желаний, и разнообразных, почерк красивый, и русским языком владела она вполне сносно: сумка «Хермес», часы «Бреге», соболиная шуба, поездка в Лондон, отпуск на Мальдивах, миллион долларов – все это было визуализировано путем вырезания картинок из блестящих журналов. И лишь основной заказ – на высокого, красивого, обеспеченного, холостого олигарха – был оформлен целиком в письменной форме.
– «Я забуду Петра. Я буду встречаться с мужчиной, который будет меня
