style="font-size:15px;"> Я передала ему виски, и мы чокнулись стаканами.
– За «Краун».
– За чертову жизнь, – сказал Трентон, и его улыбка погасла.
– За выживание, – сказала я, поднесла стакан к губам и запрокинула голову.
Трентон сделал то же самое.
Я взяла у него пустой стакан и налила новую порцию.
– Мы хотим напиться так, чтобы языком еле ворочать или чтобы молиться на унитаз?
– Как пойдет.
Я передала ему стакан, взяла бутылку и повела Трентона к дивану. Затем подняла свой стакан.
– За вторую работу, – произнесла я свой тост.
– За то, чтобы проводить больше времени с классными людьми.
– За братьев, которые делают твою жизнь невыносимой.
– За это я тоже выпью, – сказал Трентон и опустошил стакан. – Я обожаю своих братьев. Что угодно для них сделаю, но иногда мне кажется, будто мне одному есть дело до отца, понимаешь?
– А мне иногда кажется, будто лишь мне нет дела до моего.
Трентон перевел взгляд с пустого стакана на меня.
– Он старой закалки: не спорь, не высказывай своего мнения, не плачь, когда он лупит маму.
Трентон напрягся.
– Сейчас он этого уже не делает. Но раньше бывало. Дурачил нас, детей, понимаешь? Чтобы она осталась. Чтобы по-прежнему любила его.
– Черт побери, это ужасно.
– Твои родители любили друг друга? – спросила я.
На губах Трентона появилась легкая улыбка.
– Безумно.
– Здорово, – тоже с улыбкой ответила я.
– Ну а что… теперь?
– Все ведут себя так, будто ничего не было. Сейчас получше. Правда, плохой тот, кто не хочет забывать, как она по утрам собиралась дольше обычного, чтобы замаскировать синяки. Короче говоря, плохая – это я.
– Не надо так думать. Если бы кто-нибудь обидел мою маму… пусть даже отец… я бы никогда его не простил. Он хотя бы извинялся?
– Ни разу, – без промедления ответила я. – А следовало бы. Перед ней. Перед нами. Всеми нами.
На этот раз Трентон сам протянул мне пустой стакан. Я налила ему порцию, и мы вновь произнесли тосты.
– За верность, – сказал он.
– За побег, – сказала я.
– За это я выпью, – проговорил Трентон, и мы одновременно опустошили стаканы.
Я подтянула колени к груди, опустила на них голову и посмотрела на Трентона.
Тень от красной бейсболки падала ему на глаза. У него были братья-близнецы, но четверо младших могли запросто сойти за четверняшек.
Трентон притянул меня к себе за футболку. Обнял и крепко прижал к себе. Я заметила на внутренней стороне его левой руки буквы, складывающиеся в имя – Диана, а несколько дюймов ниже, более мелким и наклонным шрифтом – Маккензи.
– Это…
Трентон развернул руку, чтобы взглянуть.
– Да.
Мгновение мы сидели в
