мы заметили, как он что-то шепнул на ухо другому слуге, а потом оба обернулись в нашу сторону.
Шли минуты. Я стоял в эркере у окна, выходившего в маленький двор. Уильямсон мерил комнату шагами, то и дело останавливаясь, чтобы черкнуть карандашом что-то в записной книжке. После шумных улиц тишина в доме была особенно ощутима. Толстые стены Барнабас-плейс делали особняк одновременно и убежищем и тюрьмой.
– С чего вдруг Олдерли заставляет нас ждать? – выпалил Уильямсон.
Его северный выговор сейчас звучал особенно явственно.
– У них что-то случилось, сэр. Посмотрите.
Пока я стоял у окна, во дворе собралась целая толпа прислуги. Странно, что посреди дня никто из них не был занят работой. Они все чего-то ждали, беспокойно снуя туда-сюда и время от времени переговариваясь вполголоса. Казалось, слуги не знали, как себя вести, и к тому же не выказывали своих истинных чувств.
В этот момент дверь приемной открылась и вошла молодая леди. Мы с Уильямсоном обнажили головы и поклонились.
– Здравствуйте, госпожа Олдерли, – приветствовал ее Уильямсон.
Женщина присела в реверансе:
– Надеюсь, вы в добром здравии, господин Уильямсон.
Она мельком взглянула в мою сторону, и что-то в ее темных глазах заставило меня ощутить проблеск неуместного влечения к ней.
– Сэр, мой супруг просит прощения, но он вынужден задержаться, – сообщила она, не дожидаясь ответа. – Обещаю, он придет, как только сможет. Подождите еще несколько минут.
– Однако господин Олдерли дома?
Эта статная женщина с красивыми глазами была старше, чем мне сначала показалось. Даты в календаре сменяли друг друга быстрее, чем увядали ее чары. Хозяйка выглядела усталой.
– Да, сэр, – подтвердила она. – Еще раз извините за задержку. У нас произошло такое…
Госпожу Олдерли перебил стук в ворота. Бормоча извинения и шурша шелками, она выскользнула из комнаты.
Со двора донесся ее голос: хозяйка говорила повелительным тоном. Ей ответили привратник и некий мужчина. Через некоторое время в сопровождении привратника двор пересек человек в черном. Оба почти бежали, и слуги расступались перед ними.
– Я знаю этого человека, – заметил Уильямсон, встав рядом со мной возле окна. – Это же доктор Гроут.
– Врач, сэр?
– Разумеется. Ну не доктор же богословия! Он вылечил миледи Кастельмейн от французской болезни. Она на него молится.
Вернулась госпожа Олдерли:
– Простите, господа, у нас сегодня дом вверх дном.
– Кто-то захворал? – В голосе Уильямсона прозвучал страх, ведь для многих болезней каменные стены не преграда. – Надеюсь, к вам в дом не проникла чума?
– Слава богу, нет, сэр. – У госпожи Олдерли дернулся левый глаз. – Но случилась беда похуже. Ночью на моего пасынка Эдварда напали. Прямо в доме. Когда он спал.
