ти. И что же? Получается, все это было ни к чему? Тысячи людей в мире ежеминутно перебегают дорогу в неположенных местах, а мама переходила дорогу по пешеходному переходу, и ее сбила машина. Как? Почему? За что?
Когда Гуля узнала об этом, она даже не заплакала, просто сильно удивилась. А когда в их квартиру пришли незнакомые женщины, представившись работниками органов опеки, она разозлилась, взяла на руки Снежка, свою маленькую беспородную собачонку, лохматая белая шерсть которой торчала в разные стороны, и закрылась в своей комнате. Они с мамой обе не очень-то любили гостей, привыкли быть вдвоем.
Отца у Гули не было, мама рассказывала, что он когда-то давно уехал в сложную и опасную экспедицию, да так и не вернулся. Гуля не знала, правда это или нет, но особо не грустила без папы, потому что мама всегда была рядом. Она была ее лучшей подругой, ее главным советчиком, ее единственным авторитетным взрослым. И вот ее не стало. Гуля уже была не маленькая, она знала, что иногда так бывает, в жизни случаются разные потери, но она никак не могла поверить, что именно сегодня потеря случилась с ней.
Время в день маминой смерти текло медленно. Женщины из опеки о чем-то шептались вполголоса на кухне, ходили туда-сюда, стучали и скреблись время от времени в запертую дверь, звали Гулю по имени. Гуля не откликалась. Она ходила из угла в угол, гладила поскуливающего Снежка, передвигала с места на место своих коллекционных кукол, подходила к трюмо и внимательно рассматривала свое бледное, серьезное лицо. Ее темные, короткие волосы были растрепаны, но сегодня можно было не расчесываться. Какая разница, как она выглядит? Все равно мама уже не скажет ей, что она похожа на домовенка Кузю. А на мнение остальных ей было наплевать.
Гуля несколько раз подходила к окну и смотрела, как ее подружки сидят на качелях во дворе и обсуждают что-то взволнованными голосами, эмоционально жестикулируя. Может, они говорили о смерти ее мамы и о том, что Гуля больше не выйдет с ними гулять, потому что ее отправят в интернат для сирот? Наверное, так и есть… Она на их месте так бы и сделала – обсудила бы с выпученными глазами все подробности случившегося. Как жаль, что она не на их месте! Гуля прижала лицо к стеклу и скорчила смешную рожицу. Девочки криво улыбнулись и помахали ей рукой, но она не стала махать им в ответ.
Когда в комнату к Гуле проникло оранжевое закатное солнце, она загрустила. В это время, обычно, мама возвращалась с работы. Гуля встречала ее во дворе со Снежком, и потом они вместе поднимались по лестницам на пятый этаж. «Ходить по лестницам надо пешком, чтоб не отрос лишний жирок”, – так всегда говорила мама, отпирая дверь длинным ключом. Мама вообще была веселая по жизни и часто шутила. Несмотря на то, что ей иногда приходилось несладко.
Сегодня мама не вернется с работы, не расскажет Гуле новый забавный случай, произошедший на работе. Ее не нужно встречать во дворе. Она вообще никогда больше не придет ни в их двор, ни в Гулину жизнь. Мама умерла. Гуля шептала эти слова, и ее снова и снова обжигало осознанием случившейся трагедии. Она села на пол, взяла Снежка на руки и прошептала в его мохнатое ухо:
– Как же мы теперь будем без мамы-то?
Снежок лизнул Гулю в нос теплым, шершавым языком, но сейчас ее это не рассмешило. Что-то большое и черное росло в ее душе, поднималось к самому горлу, отражалось в глазах.
В дверь Гулиной комнаты снова постучали.
– Уходите! Я не выйду! Я не поеду с вами! – закричала Гуля.
Как же надоели эти тетки из опеки! Десятый раз они пытались выманить Гулю из комнаты. Она прислонила ухо к двери, чтобы послушать, что на этот раз они ей скажут, но из коридора вдруг послышался совсем другой голос – тихий, вкрадчивый, он принадлежал кому-то чужому, незнакомому.
– Гуля, открой. Это я, твоя бабушка Евдокия. Я приехала за тобой. Давай знакомиться. Можешь звать меня баб Дусей.
Гуля отпрянула от двери, округлила от удивления глаза. Какая еще бабушка Евдокия? Какая еще баб Дуся? У Гули перед глазами возникло худое, печальное лицо женщины, которую она видела только на старой черно-белой фотографии в мамином фотоальбоме. Фотография не была вклеена на картонную страницу вместе с другими, а лежала, спрятанная под кожаную обложку. На обратной стороне фото простым карандашом было небрежно написано “мама”.
Евдокия была мамой ее мамы, Гулиной бабушкой, которую она никогда в жизни не видела. Вот только… У Гули внутри все напряглось и похолодело. Она снова подошла к двери, прислонилась к ней ухом.
– Ты же умерла много лет назад, – растерянно проговорила девочка.
За дверью послышался тревожный шепот.
– Тебе твоя мама так сказала? – баб Дуся вздохнула и цокнула языком, – Вот они, обиды-то, к чему приводят.
Баб Дуся помолчала немного, а потом заговорила громче.
– Что поделать, мамка твоя была упрямой, как ослица. Вечно, что в голову себе вобьет, с тем уж не поспорить.
