кто же ещё, – парень усмехнулся проницательности мачехи и почесал затылок. – Честно говоря, не знаю даже, с чего начать…
– Уж с чего-нибудь начни, если не хочешь говорить об этом сразу с отцом, – женщина говорила строго, но нашла момент, чтобы заговорщицки подмигнуть и мягко улыбнуться.
– Как думаешь, в этом доме найдется место для ещё одного ребёнка?
– Кто-то залетел?! Я говорила, что его игрушки до добра не доведут, восемнадцати ещё нет, а уже… – от возмущения Иззи чуть не задохнулась.
– Спокойно, – Нико в мольбе сложил руки у груди. – Никто не беременный… Девочке уже пять лет, это его сестра, она живёт в приюте и недавно тяжело болела…
– Мать твою…
– Давно не видел, да, – парень нервно улыбался, наблюдая за шоком на лице мачехи. Невозможно было угадать, что творилось у неё в голове пару минут, пока она наконец не заговорила снова.
– Как зовут ребёнка и в каком она приюте?
2.11. Он
Темно. Всегда темнота.
Даже когда они приходят, открывают дверь, снаружи всегда темнота.
Где они бывают всё остальное время, чем занимаются? Кто они такие, что вкалывают?
Каждый раз делают укол. Странный, словно кислый, хотя вкус от укола ощущаться не должен. От него кружится голова, в глазах разлетаются блёстки. Может быть, ещё темнеет, но сложно заметить, когда не видишь света круглые сутки.
Вообще-то, они вряд ли приходят ночью. По внутренним ощущениям, на которые единственно и можно полагаться в такой ситуации, они заходят ранним утром.
Он всегда стоит сзади, за спиной, противно смеётся, удовлетворённый своей силой. У него скрипучий голос и горячие грубые пальцы. Он кладёт руки на виски, сильно сдавливает, из-за чего после укола в ушах звенит.
Он проникает в сознание. Перед глазами начинают мелькать воспоминания, и он жадно читает, впитывает каждое. Сначала он был избирательнее, перескакивал через одно, останавливался только на важных, озирался, словно вор, спешил. Но теперь у него власть, теперь ему всё это не нужно.
Она всегда стоит в стороне и только наблюдает, контролирует процесс со стороны. Она зовёт его Морфей.
Он зовёт её «заткнись».
Её голос знаком, но всегда слишком рано исчезает. Почти сорок дней прошло, а этот голос так и не удалось идентифицировать. Морфей всегда её затыкает, чтобы не лезла в воспоминания.
Воспоминания, которые теперь нужны ему лишь ради власти самоудовлетворения. Раньше это было его оружие, сейчас лишь инструмент утоления странной властной похоти. Вожделение силы словно само контролирует Морфея, он полностью поддаётся своему извращённому богу, не понимая, что именно это и отдаляет от него.
Невозможно владеть властью, поклоняясь ей, ведь тогда она становится сильным богом, сама доминирует. Невозможно обладать бесконечной властью, если она сама обладает тобой. Нельзя владеть всем, не владея собой.
