Екатерина II, царствует уже одиннадцать лет, и ей смешны распространившиеся в народе и даже во дворце слухи, будто после женитьбы наследника она передаст ему царство; разумеется, у Павла, правнука Петра Великого, прав на престол неизмеримо больше, чем у нее, но Петр III и Иван VI были сметены с пути вовсе не для благородного материнского самопожертвования!
И тем более опасен, подозрителен граф Панин, которого наследник столь чтит и уважает…
Никита Иванович Панин, дважды «мимолетно» появлявшийся в нашем повествовании, теперь вступает в него важно и основательно.
Покойный Петр III ненавидел и не без основания боялся Панина, но за три месяца до своей гибели пожаловал ему чин действительного тайного советника, а еще через месяц – высший орден, Святого Андрея Первозванного: чем больше Панина не любят, тем больше награждают…
Через несколько недель после возведения Екатерины II на престол он поднес ей давно продуманный проект, где довольно живыми красками были изображены «временщики, куртизаны и ласкатели», сделавшие из государства «гнездо своим прихотям», где «каждый по произволу и по кредиту интриг хватал и присваивал себе государственные дела» и где «лихоимство, расхищение, роскошь, мотовство, распутство в имениях и в сердцах».
Исправить положение, по мнению воспитателя наследника, можно ограничением самодержавия, контролем за императорской властью со стороны особого органа – императорского совета из шести – восьми человек, а также Сената.
К концу августа 1762 года, казалось, вот-вот могла бы осуществиться реформа государственного управления: сохранилась рукопись манифеста, где только что возвращенный из ссылки канцлер А. П. Бестужев именуется «первым членом вновь учреждаемого при дворе императорского совета». Однако 31 августа в печатном тексте манифеста этих строк уже нет.
При дворе многие увидели в панинском совете-сенате ограничение самовластия в пользу немногих аристократов и нашли это невыгодным. О сложной придворной борьбе за каждую букву первой панинской конституции говорит то обстоятельство, что манифест об императорском совете был подписан царицей лишь через четыре месяца – 28 декабря 1762 года. Но затем бумага была надорвана, то есть не вступила в силу.
Проект Панина похоронили. Лишь через шестьдесят четыре года, 14 ноября 1826 года, недавно осудивший декабристов Николай I обнаружил этот документ среди секретных бумаг, прочитал и велел снова припрятать. В руки историков проект попадет еще через полвека, в 1870-х годах.
Итак, затея Панина – ограничить самодержавие – провалилась; Екатерина его не любит, он явно принадлежит к тем, кто хочет скорее увидеть на престоле юного Павла. Казалось бы, судьба этого государственного человека ясна: его ждет отставка, опала, ссылка. Но нет! Времена переменились… При Анне Иоанновне, Елизавете Петровне каждое неудовольствие монарха, каждая перемена «наверху» были похожи на взрыв, переворот, пахли пыткою
