style="font-size:15px;"> Станцы станции Дно не расписаны
Рафаэлем, с гербами состав:
По перрону – ниспосланный, списанный —
Николай. Никого не застав…
Только колокол бродит над соснами,
На века не найдя звонарей.
И огнями мелькнув папиросными,
Жизнь уходит, вдогонку, скорей!
И улыбка сквозь слёзы, и платьице,
И тьма-тьмущая ласковых рук.
И на саночках девочка катится
В белоснежную прорву разлук…
Чермный уголь Цусимы подбрасывай.
В раскалённую топку кидай:
Тяжеленный трёхдольник Некрасова
И привставший на джонках Китай.
Кислый мрак скорняка где-то в Познани,
Майский шаг царскосельских аллей;
Детским пальчиком узнанный, познанный,
Ставший краше, кромешней, теплей —
Облик странствия – вставший, как вкопанный,
На краю удивления конь!
Взмах руки, грязный флаг над окопами,
Белый свет – гладь ладонью, чуть тронь
Тишину, будто друга умолкшего,
Прикоснись и одёрни… молчи…
Почернела Цветаева в Болшево,
Потеряли от жизни ключи —
Все, кто в списках не значится, грянули,
Как в литавры, в ладоши и в бой —
В телогрейках, спрессованы в гранулы
Комья, Господи, быть бы с тобой!
Завоёваны конкистадорами :
Пыльный взгляд и разгромленный сон.
Бьёт по клавишам Дороти: «до-ре-ми»!
К небу ластится ласточек сонм.
И горит между Врубелем с Врангелем
Одинокой лампады слеза.
И латынь, осыпаясь Евангел (и) ем,
Отглаголилась русским: «Слезай,
Дальше некуда жить вам, приехали,
Выходи, Александр Колчак!»
Грохотнуло над прорубью, эхом ли,
Или стрелочник сдвинул рычаг?
И бредут эшелоны, волочатся
По заснеженным рельсам хребтов.
Краснощёкой с наганом налётчицей,
С папироскою, прорезью ртов —
Разошлась бранью полночь, по случаю,
Цедит волглую вонь неспроста.
И висит ночь звездою колючею
Над расхристанной эрой Христа.
Средь снегов, против ветра, контуженный
Распахнув руки в небо, бреду
Белобрысый… Рассевшейся к ужину
Артиллерии, будто в бреду,
Отдаётся приказ – с визгом бешеным
Мина, может, минует, простит?
«Пропадающий без вести» – где же мы,
Где мы все – знают ветви ракит.
Вдалеке, вся в крови, Богородица,
Крылья
