что даже он не знает, откуда ветер дует. Обычно критик Робер Брюссель занимает очень благосклонную позицию по отношению к русским балетам. Я представить не могу, почему Кальмет запретил печатать его статью. Астрюк обещал разобраться. Но на все нужно время, а времени у нас нет: завтра следующее выступление. Я написал письмо Родену, чтобы он вступился за спектакль. Вчера он был на премьере, и у него остались самые приятные впечатления…
– Мсье де Дягилефф, почему Чумаков приехал в Париж и почему он поселился в вашем отеле? – перешел к делу Ленуар.
Дягилев прикусил верхнюю губу – тоненькая полосочка его усов изогнулась.
– Кажется, вы действительно умеете добывать информацию, мсье сыщик. Вы знаете, очень сложно управлять балетной труппой. – Голос Дягилева поднялся на один тон выше. – Я прилагаю все усилия, чтобы показать Западной Европе русское искусство. Когда речь идет об опере, все понимают, что это серьезно. Когда речь идет о живописи, за художников говорят их картины. За музыкантов – их инструменты. А балет всегда воспринимали как нечто несерьезное, созданное только для мимолетного развлечения. Я это изменил. Проблема в том, что талантливые танцовщики – молодые люди. А молодой коллектив парадоксален. Он стремится к разрушению правил и одновременно не может существовать без сильной, авторитарной власти.
– А вы обладаете такой властью? – спросил Ленуар.
– Властью нельзя обладать. Положение вожака стаи следует сначала заслужить. А дальше все подчиняется законам природы: члены стаи слушают своего вожака, а он защищает их от врагов. Все артисты балета для меня как дети. Они творят с детским запалом. И это очень ценно. Просто иногда они с таким же запалом совершают глупости.
– И какую глупость совершил Чумаков?
– Чумакову я обещал, что возьму его в труппу выступать в Лондоне и Монте-Карло. На тот случай, если Нижинский не сможет. Он в последние месяцы работает на износ. Я давно знаю Вацлава: после сильных нагрузок он обычно заболевает. Конечно, делает он это неспециально, но такова его творческая натура. Я ждал Чумакова в Лондоне, а он без спросу приехал к нам в Париж. Вацлав был вне себя. Стал мне угрожать. И все это накануне его премьеры как балетмейстера. Пришлось снова сглаживать острые углы, я запретил Чумакову появляться в театре «Шатле» до премьеры. Но у меня в труппе – дети. У них в голове звучит только «я», «я» и снова «я».
– Это вы велели убрать номер Чумакова? – спросил Ленуар.
Дягилев посмотрел на сыщика с нескрываемым удивлением.
– Нам с вами явно повезло, мсье Ленуар. Неужели это так очевидно? – спросил импресарио.
– Каким бы человек ни был аккуратистом, он никогда не оставит свою комнату в таком гигиенически чистом виде. А кроме вас, никто бы не успел заказать уборку, не привлекая к себе внимания…
– Когда Чумаков приехал, они с Нижинским крепко поссорились. Я боялся, что после убийства в «Шатле» полицейские… То есть вы не станете долго разбираться
