затем Роверандом улетел с Мью, а Человек ушел в свои подвалы. А лунный пес все сидел на крыше и смотрел, пока они не скрылись из виду.
4
Дул ледяной ветер, срываясь с Полярной звезды, когда они пересекли край мира и холодная пыль водопадов обдавала их.
Путь назад давался с трудом, потому что на сей раз в магии Псаматоса не было спешки. Поэтому они рады были отдохнуть на Острове собак. Однако из-за своей все еще заколдованной величины Роверандом не получил от этого посещения особого удовольствия. Все собаки были чересчур большими и шумными и чересчур презрительно отнеслись к нему, а кости на костяных деревьях оказались слишком крупными и крепкими для его зубов.
Был рассвет послепослезавтрашнего дня, когда они, наконец, завидели вдали черные скалы дома Мью. Когда же они приземлились в бухте Псаматоса, солнце мягко грело им спины, а верхушки бугорков песка у воды уже посветлели и высохли.
Мью коротко крикнул и стукнул клювом по лежавшей на земле деревяшке. Деревяшка немедленно встала вертикально и обернулась левым ухом Псаматоса, к которому присоединилось и другое ухо, а затем, очень быстро, – и вся голова колдуна вместе с шеей.
– Эй, вы, двое, что вам угодно в это время дня? – грозно прорычал Псаматос. – Это мое лучшее время для сна!
– Мы вернулись! – произнесла чайка.
– И ты, я вижу, позволил, чтобы тебя всю дорогу тащили на спине? – сказал Псаматос, поворачиваясь к песику. – После драконьей охоты я мог бы предположить, что такой небольшой перелет для тебя – сущая ерунда.
– Извините, пожалуйста, – промолвил Роверандом, – но я оставил мои крылья там: в действительности они не принадлежат мне. И я бы предпочел снова стать обыкновенной собакой.
– О! Прекрасно. Тем не менее, надеюсь, тебе понравилось быть Роверандомом. Тебе непременно должно было это понравиться[10]. Впрочем, теперь ты снова можешь быть просто Ровером, если ты этого действительно хочешь. И, конечно, ты можешь отправляться домой и играть там своим желтым мячиком, и спать на креслах, когда представится случай, и сидеть на коленях, и вообще быть респектабельной маленькой пустолайкой.
– А как же мальчик? – спросил Ровер.
– Но я думал, ты сбежал от него, дурачок, аж на Луну, – промолвил Псаматос, делая вид, что удивлен и раздосадован, однако в одном из его знающих глаз мелькнул веселый огонек. – Я сказал: домой, и я имел в виду твой дом. Не заикайся и не возражай!
Бедный Ровер заикался, потому что пытался выговорить очень вежливое «мистер П-саматос». На это ему понадобилось некоторое время.
– П-п-пожалуйста, мистер П-п-псаматос, – наконец произнес он как можно более проникновенно, – п-п-пожалуйста, п-простите, но я снова с ним встретился, и я больше не стану убегать, и потом, ведь я действительно принадлежу ему, разве не так? П-поэтому я просто обязан вернуться к нему!
– Чушь и ерунда! Разумеется, ты не обязан и не вернешься!
Не исключено, что Толкин здесь намекает на еще один источник происхождения имени «Роверандом»:
