придворным, которые умели пользоваться этими ошибками еще со времен Мазарини.
Так Маникан, по свойственной ему рассеянности – да не подумает читатель о нем чего-нибудь дурного, – Маникан, честнейший в мире человек, как ни в чем не бывало подобрал упавшие на ковер двадцать тысяч ливров, видимо, не принадлежавшие никому.
Так г-н де Вард, взволнованный только что происшедшими событиями, оставил свой выигрыш в шестьдесят луидоров герцогу Бекингэму, а тот, подобно своему отцу не любивший пачкать руки о деньги, в свою очередь, оставил их подсвечнику, точно подсвечник был живым существом.
Король немного овладел собой, только когда к нему подошел г-н Кольбер, все время искавший случая поговорить с ним, и в самых почтительных выражениях, разумеется, но с большой настойчивостью стал что-то нашептывать королю.
Людовик внимательно выслушал Кольбера и, оглядевшись кругом, спросил:
– Разве господин Фуке уже ушел?
– Нет, государь, я здесь, – откликнулся суперинтендант, занятый разговором с Бекингэмом.
Он тотчас же подошел к королю. Король тоже сделал несколько шагов ему навстречу и сказал с очаровательной небрежностью:
– Извините, господин суперинтендант, что я помешал вам, но я обычно зову вас, когда вы мне нужны.
– Я всегда к услугам короля, – отвечал Фуке.
– Мне главным образом нужны услуги вашей казны, – сказал король, нехотя улыбаясь.
– Моя казна тем более к услугам короля, – холодно проговорил Фуке.
– Дело в том, господин Фуке, что я хочу устроить праздник в Фонтенбло. Две недели ворота будут открыты. Мне нужно…
И он искоса взглянул на Кольбера.
Фуке спокойно ожидал конца фразы.
– Четыре миллиона, – проговорил король в ответ на злорадную улыбку Кольбера.
– Четыре миллиона? – повторил Фуке с низким поклоном.
Его ногти впились в грудь и сквозь рубашку оцарапали кожу до крови, но лицо ничем не выдало внутреннего волнения.
– Да, сударь, – сказал король.
– К какому сроку, государь?
– Ну, когда сможете… Впрочем… нет… как можно скорее.
– Необходимо время…
– Время! – с торжеством воскликнул Кольбер.
– Время для того, чтобы сосчитать деньги, – продолжал суперинтендант, бросив на Кольбера презрительный взгляд. – В день можно успеть взвесить и пересчитать только один миллион, сударь.
– Значит, четыре дня, – заключил Кольбер.
– Ах, – перебил его Фуке, обращаясь к королю, – мои служащие делают чудеса, когда нужно угодить его величеству! Четыре миллиона будут готовы через три дня.
Настала очередь побледнеть Кольберу. Людовик с удивлением посмотрел на него.
А Фуке спокойно удалился, улыбаясь по дороге своим многочисленным друзьям, в глазах которых читал искреннее расположение, граничившее с состраданием.
