на обучение, развлечения и все остальное, лишь бы я не рисковал сам. И надо заметить, у него получилось… Когда мне было шестнадцать, и мы уже переехали в Зеленый мир, отец погиб.
Как бы то ни было, наследства мне хватило, чтобы купить новый дом и поддерживать маму, у которой к тому времени уже помутилось в голове. Она умерла через два года после отца.
Маленькая девичья ладошка легла на мое плечо. Софья привстала и посмотрела мне в глаза.
– Понимаешь, Софушка… Все бы ничего, время кое-как, но лечит.
Перед глазами плыло, сердце отчаянно билось в груди одновременно и от облегчения, и от вновь пережитого ужаса.
– Но все эти события оставили след внутри… Я ничего не мог сделать с собой… Я выходил из безопасных зон только в самых крайних случаях… А когда дело касается мамы или тем более тебя… меня всего начинает трясти… Сразу вспоминаю брата и тот проклятый третий уровень.
– Почему ты раньше не рассказывал? – теперь Софья сидела на кровати и внимательно, будто в первый раз, разглядывала мое лицо.
Действительно, почему? Для себя я отвечал на этот вопрос всегда одинаково: слишком рано – пока Софья была маленькой; неподходящее время – после того, как она выросла. А на самом деле? На самом деле потому, что всегда считал себя единственным виновником произошедшего в тот день и всего того, что произошло после. Как все это объяснить?
– Ты не виноват, – словно прочитав мои мысли, шепотом сказала Софья, – не ты придумал этот мир.
Не я. Он был таким двести лет, со дня Последней войны, и таким останется в будущем.
– Не я придумал, но для себя выбрал такой путь, – я коснулся ее щеки и попробовал улыбнуться, – прости, что и для тебя тоже.
– Ну теперь-то все в прошлом? Я вижу, ты все осознал, раскаялся, и теперь я могу после школы с ребятами бегать по третьим квестам?
Она неловко засмеялась, увидев мое ошарашенное лицо.
– Шучу, шучу, прости.
– Можешь начать с первых.
– Но первые с двенадцати лет! Они скучные…
– Вторые только с экипировкой и в группе. Пока тебе не исполнится пятнадцать, о третьих даже не упоминай при мне и маме.
Ее глаза засияли, в этот раз от радости.
– Спасибо, папочка!
Она обняла меня и поцеловала в щеку. Теперь и я буду в черной туши.
– Да, и еще папа, раз зашла речь…
В этом вся Софья, даже не знаю, откуда это у нее. Если чувствует, что гнется – гнет. Я вопросительно поднял бровь, давая понять, что легко не сдамся.
– Завтра пятница, все собираются на день рождения Маргариты, можно… я останусь у нее на ночь?
– Нет, – не задумываясь, воскликнул я и тут же пожалел о чрезмерной резкости, – не позже одиннадцати домой.
По лицу дочери я понял: это больше, чем она рассчитывала из меня выжать.
– Спасибо!
– И
