вспомнила, что постепенно перестала верить в богов и богинь. Но ее семья по материнской линии верила в богиню четверга. Когда ей было шесть, на ее шее сзади сделали татуировку с именем богини четверга. Спустя годы Шелл даже не стала перебивать ее чем-то другим. Наверное, это было уважение. Или любовь. Или что-то другое. Этого она уже не помнила.
Когда утром они собирались, Шелл слышала, как под эбеновым деревом мужчина признается в любви женщине. Он обещал, что найдет ее в этом мире или в каком-то другом. Он клялся, что никого никогда не полюбит так, как ее.
Шелл уходила, неся в сердце надежду.
Шелл надеялась, он нашел ее.
И если я тебя когда-нибудь не встречу, свети, звезда моя, пусть вечным будет свет.
Они шли дальше. Шли долго, шли весь день. Одни деревья сменялись другими. Шелл говорила с богиней, ведь только сегодня та могла услышать. Только сегодня богиня существовала в мире. Поскольку богиня существует лишь в один день из семи, ей нужно много слушать. А Шелл – много говорить, чтобы ее услышали.
Шелл чувствовала себя лицемеркой – она не верила в богиню четверга. Кажется. Этого она тоже уже не помнила.
Зела спросила, что случается с богиней в другие дни. Шелл сказала, что в другие дни ее не существует. Это она знала точно. Зела спросила, существует ли богиня в других мирах, и Шелл задумалась. В других мирах другие календари. Так что где-то еще мог быть другой четверг. Сотни четвергов, тысячи четвергов, миллионы четвергов. И одна богиня. Теперь понятно, почему она не отвечает. Слишком много людей, слишком много молитв.
Существуешь ли ты в других мирах, спрашивала Шелл, слышишь ли ты людей в других мирах, что это за миры, что это за люди?
Кто-то говорил, что у нее одиннадцать тысяч с половиной ушей – ровно столько нужно, чтобы услышать всех нуждающихся.
Сейчас богиня была нужна как никогда. Но она, как обычно, слушала те одиннадцать с половиной тысяч человек, которые нуждались еще больше, чем Шелл. Пусть даже у Шелл и была татуировка с именем богини. А возможно, дело в том, что она забыла, верит она или нет.
В конце дня они вышли к морю.
Они стояли над обрывом и смотрели на серо-синее море, на красное солнце, тающее в его глубинах, на фиолетовые облака.
Еще одна часть пути была пройдена.
Здесь их дороги с Зелой расходились. Троллиха шла на восток, искать своих настоящих детей. Шелл шла на запад, за тающим солнцем, вдоль обрыва, шла, чтобы найти того, кто поможет.
Они прощались. Зела кивнула и уже собралась уходить, как Шелл спросила:
– Что случилось с твоими поддельными детьми?
– А что происходит с твоей памятью?
Ответа на этот вопрос Шелл не знала. Зела развернулась и размашисто зашагала прочь.
Шелл осталась одна. Во всем мире не было никого, кроме нее. Только звезды, море, она и ее проклятье.
Она несла его с собой, словно самый драгоценный дар.
Возможно, ее ждет смерть. Возможно, полное забвение.
