style="font-size:15px;"> Фермер вывел своего любимца во двор, привязал к большой ольхе. Дал сена, поставил ведро с водой, из которого сам прежде немало отпил.
С Медведицы еще наползал слабый туман. Было свежо и солнечно. Голова стала понемногу проясняться, даже улучшилось настроение, но общее томление в организме не ослабевало. Федор потрепал быка за красные завитушки и понял, что придется идти к леснику Вальке опохмеляться.
Деревенская дорога, как всегда в дождливые годы, превратилась в месиво. Шел по обочине, перешагивая через металлические обломки совхозных тракторов, комбайнов и сноповязалок. Справа по ходу, через два заброшенных дома сквозь утреннюю дымку вырисовывались контуру целого гусеничного трактора.
Когда-то он принадлежал еще одному деревенскому фермеру Александру Карловичу Евстигнееву. Да Александр Карлович окончательно спился. Однажды, когда нечем было опохмелиться, он завел свой трактор и поехал в район продавать его за ящик водки. Вернулся опять же на тракторе и совсем трезвый. Пошел на речку и утопился. Зачем, почему никто не знает, а трактор с тех пор так и стоит на дороге, как памятник Овсюкову.
Дом лесника Вальки, почти сплошь покрытый рубероидом, находился на краю деревни, так что идти до него, нужно было минут пятнадцать. Федор прибавил шагу. Еще издалека он увидел, что возле своего дома, на совесть срубленного еще до Февральской революции, стоит баба Настя. В чистом ситцевом платочке, в синем шелковом платье, а ни как всегда в телогрейке и прожженном переднике.
Праздник что ли сегодня какой церковный? – подумал Арбузов, а подойдя ближе спросил:
– Ты чего вырядилась, Ильинична как Нона Мордюкова, помирать, что ли собралась?
Старушка не обиделась на Арбузова.
– Здравствуй, Федор, хоть бы и помирать, тебе завидно, что ли?
– Чему ж тут завидовать? Это я так, пошутил неудачно, извини.
– Молодой ты еще, не понимаешь, что самое главное в жизни – это смерть. Самая сладкая, можно сказать, ягода. Люди боятся не смерти, а неизвестности.
– А ты, значит, неизвестности не боишься.
– Старая я чтобы чего-нибудь боятся. Впрочем, вот боюсь после себя ничего хорошего и доброго не оставить.
– Чего ты, баба Настя, с утра да за упокой, живи еще сто лет, кому мешаешь?
Баба Настя ничего не ответила.
– К Вальке опохмеляться идешь? – в свою очередь спросила она.
Федор кивнул.
– Зайди-ка лучше ко мне на пару минут. Я тебя сама опохмелю.
– В честь чегой-то? – изумился Федор, зная, что выпросить у бабки бутылку самогона все равно, что у черта кочергу. Не из-за жадности не давала. Пьяных не любила. Хотя, себе по праздникам позволяла.
– Пойдем, не бойся.
Старушка провела Федора через высокие, тщательно выметенные
