последствия этой ошибки для обоих кланов. Отаруги хмуро поглядывали на террасу третьего этажа. Ждали сигнала к отходу.
Но Саудрак почему-то медлил.
Ходват догрыз свое мясо, по-прежнему молчаливый и напряженный. Дара вдруг заинтересовало его внутреннее состояние. С чего бы парню особо мучиться? Вид пробитых крыш и окровавленных трупов должен быть привычен ему, как небо. Он – часть этого мира. Все просто тут: найти врага, убить, оторвать латнир, громко расхохотаться…
– Послушай, Ходват.
– А-э?
– Зачем тангры срезают латниры убитых врагов?
Юноша рассмеялся и резко ударил головой о плечо – жест, который Дар видел в первую ночь у Шурата. Удар был нешуточный – могли и мозги сплющиться.
– Удивляюсь тебе, Дарат. Такой сильный и тренированный, языки знаешь… Кто-то потратил много времени, обучая тебя всему этому. А простые вещи тебе будто забыли рассказать.
– Может, и рассказывали, да я их забыл.
– Ага… А язык кх_отров помнишь!
Дром переступил через еще один забор, направляемый твердой рукой юного всадника. Дар ухватился за опорные ремни, чтобы не выскользнуть из седла, когда тело животного наклонилось.
– Латнир побежденного врага – это трофей воина. Тебе не надо длинными словами рассказывать о своей доблести, если пара десятков латниров украшают стены твоего дома. Это дает все – почет в клане, ранг в отряде. И корням нравится.
– А у меня нет ни клана, ни дома, где я могу повесить их, – пробормотал Дар. – Выходит, они мне ни к чему.
– Дарат, – Ходват участливо обернулся и со значением посмотрел ему в глаза – Ты великий воин! Когда мы вернемся в Хоргурд, наши мастера сделают на твоем панцире очень красивые насечки. Поверь мне! И лучшие талисманные кольца на руки и ноги выкуют. Я обещаю тебе это. Самые мягкие девушки будут щурить глаза глядя на тебя…
– Годится, – кивнул Дар, – считай, что мы договорились. А в клан меня примут?
– А то поедем в Карн. Возьмешь в жены девчонку из моего рода и наши примут тебя! Я расскажу как ты сражался! Я покажу твои латниры! Они еще будут гордиться!
– Будут ли? – с сомнением покачал головой Дар, слушая как зачастил возбудившийся Ходват, упиваясь предвкушением событий в Карне. – Будут ли…
В некогда белой одежде, а ныне в присыпанном пылью рубище, старик полулежал у глиняной стены. Он был в своем дворе-лепестке, в той узкой части, что выходила к Кольцовой улице и Царакклану. Самое важное место в его жизни. Самая важная вещь в его жизни…
Сейчас Царакклан был растерзан.
Боль в спине и груди, пронизывающая все тело, была ничтожной по сравнению с кровавой бездной в душе. Жестокая длань смерти накрыла родной Изир-дор, вырвала клановую святыню, выжгла ее дотла. Дым и печаль – все, что теперь осталось от жизни. Жалкой жизни старика,
