Лично я предпочитаю пляж. Сейчас отойдем подальше, и завернешься в полотенце. Оно немного волглое, но лучше так, чем никак.
Спорить с Танькой бесполезно, тем более что она права. С одной стороны ее забота приятна, с другой – это из-за ее безалаберности мы потеряли нашу одежду вместе с ключами и телефонами. Стараюсь не думать, что будет, если мы не сможем найти вещи. Усиливающееся ощущение, что с приключениями небольшой перебор, заставляет мои мурашки возмущенно носиться по всему телу.
Мы опять разделяемся и сканируем пляж. В полотенце существенно теплее, я начинаю отогреваться и с бОльшей надеждой смотреть на мир. На пляж опускаются угрюмые сумерки, которые лишь подчеркивают огни набережной. Из многочисленных кафе плывут умопомрачительные запахи шашлыка, желудок напоминает, что последний раз мы ели в самолете, целую вечность назад. С завистью смотрю, как променад заполняется народом, спешащим после жаркого насыщенного дня полакомиться запеченным мясом.
Проходим пляж до конца в другую сторону, затем возвращаемся в то место, где садились к парням на катамаран. Большую часть плавучих посудин работники уже оттащили ближе к набережной. Садимся на гальку, вместе завернувшись в добытое честным грабежом махровое полотенце, благо, оно огромное.
– Что нам теперь делать? – я беспомощно смотрю на подругу. – Ладно бы у нас только одежды не было! Телефоны-то тоже тю-тю, и ключи! Как мы теперь в квартиру попадем?
– Похоже, придется ночевать на пляже. Веселуха, однако, – смеется Танька, – это дело надо обмозговать. Эу, мужик, – окликает она работника, связывающего катамараны, – у нас тут одежде ноги приделали, а там и телефоны, и ключи от квартиры. Не подскажешь, есть тут полиция или администрация? Что-то официальное, куда люди в таких случаях обращаются? Не одни же мы такие.
Мужчина сочувственно качает головой и показывает, где находится отделение полиции. Оно оказывается прямо на набережной, недалеко от нас. Благодарим доброго самаритянина и выдвигаемся просить помощь. Среди по вечернему одетой публики мы выглядим как две золушки на балу после двенадцати часов. Нет, хуже! У Золушки платье было, пусть и простенькое, а мы прикрываем тела единственным на двоих полотенцем.
– Тань, а будем говорить, что полотенце стырили? – меня не оставляет беспокойство о нашем неблаговидном поступке, – а то вдруг нас в воровстве обвинят. Может, ну его? Давай выбросим.
Подруга возмущенно открывает рот, чтобы возразить, но не успевает. Ее опережает до боли знакомый мужской голос:
– Опана! Это уже плохой водевиль, – перед нами материализуется Денис. Он одет по вечернему и благоухает вполне вкусным парфюмом. – Красавицы, вы на вечернюю подработку с матрасиком собрались? Так зря тогда от стриптиза отказались. Боюсь, сейчас много не заработаете. Видуха у вас какая-то непрезентабельная.
– Заткнись, мускульный сгусток, – рявкает Танька так, что на нас оборачиваются проходящие мимо люди, а качок начинает, как мне
