ли это, часом? Меч, теперь спрятанный в ножны, был какой-то странный.
Одна мозолистая рука ухватилась за козлы, накренив повозку, другая сжала его плечо, и путник (или разбойник) угнездился с ним рядом.
– Ну и погодка, чтоб ее! Давай, погоняй! – Рука и бок седока дышали теплом среди холодной мокряди. – Куда путь держишь? – Лицо незнакомца закрывала тряпка с двумя дырами, в которые смотрели ярко-голубые глаза. Разбойник… то есть разбойница… улыбалась.
Может, мужчина все-таки? Мало ли что груди, у мужиков они тоже бывают. Но нет: он точно знал, что рядом с ним сидит женщина. Глотнув дождевой воды, он закашлялся – и хорошо, иначе мог бы ляпнуть что-то неподобающее.
На седьмом примерно ухабе она наконец отпустила его плечо и теперь держалась за сиденье обеими руками, глядя вперед сквозь прорези своей маски, струи дождя и бушующие под ветром листья.
Через полчаса дождь опять перестал, но она все молчала, и контрабандист решительно – плохо понимая, в чем причина такой решимости – спросил:
– Ты из этих мест?
– Разве я похожа на уроженку этой мокрой печальной земли? – Она фыркнула – будь она мужчиной, контрабандист принял бы это за смех. – А ты откуда будешь? Едешь, похоже, из самого Колхари. Что везешь? – Голубые глаза под маской моргнули. – Этого ты мне не скажешь, ведь верно? Я тебя не виню, хотя могла бы подсказать, где что можно сгрузить. Понимаю кое-что в твоем ремесле. Меня зовут Вран. – Она протянула руку, и контрабандист пожал ее, переложив вожжи в левую. – А тебя? Хотя нет. – Ее маленькие, утолщенные в суставах пальцы были жестче, чем у него. – Вы, здешние красавцы, такие плотные, что так и хочется вас потискать, слишком скромны, чтобы назвать случайной попутчице свое имя. Так оно и должно быть в вашей странной земле, где женщины так забиты, что даже не верится.
Веснушек, насколько он видел, у нее не водилось. Назвать ей свое имя? Зная, что не сделает этого, он испытал прилив дружеских чувств.
– Так ты иноземка? Я с вашим братом мало дела имел, но ты, как видно, находишь странными самые обычные для нас вещи. Правда?
– Моя родина – Западная Расселина. Что странно, так это что вы сами не смеетесь над тем, что делаете.
– Над чем, к примеру? – спросил он, готовясь услышать какую-нибудь нелепость.
– Взять хоть тебя, – сказала она, серьезная, как сам дождь. – Ты, скорей всего, едешь, чтобы поддержать Освободителя, собравшего свои силы к востоку отсюда, в его правом деле. Я сама уже три месяца сражаюсь на его стороне, и это занятие при всем своем благородстве мне так надоело, что я решила вернуться к своим здравомыслящим соотечественницам и посвятить себя нашим разумным делам. – Под маской прорезалась широченная улыбка. Деревья зашумели, дождь полил с новой силой. – Мой земляк, услышав это, самое малое усмехнулся бы, а ты сидишь открыв рот, и в твоей красивой бороде ни ухмылочки. С другой стороны, порой кажется, что наши мужчины только и умеют, что хихикать. Они смеются над чем попало, день и ночь
