глазурью, которая к низу переходила в темно-синюю. Налив из большого медного чайника кипяток в заварочный чайник, она жестом пригласила Фиону следовать за ней к одному из столиков. Оттуда открывался вид на другую сторону здания, в тайный сад, скрытый пологом зеленого кустарника.
Как только она села за столик, то вся тяжесть свалилась с плеч, ослабла вся та давнейшая боль, которую ее матери всегда удавалось разбудить. Находиться здесь было все равно что скрываться в убежище, отгороженном от остального мира и связанных с ним забот.
– Как красиво! Тут так… – она не могла подобрать слова. Романтично, неземно, так традиционно. Сэцуко разлила чай по чашкам и протянула одну Фионе.
– Это место, где можно размышлять или просто побыть. Или поговорить и поделиться тем, что на душе…
Фиона изучала бледно-зеленую жидкость, пар доносил аромат травы и сосны. Поделиться… Она редко это делала.
– Это моя чайная смесь, – сказала Сэцуко, обхватив чашку ладонями и кланяясь Фионе. – Здесь содержатся сорта зеленого чая канаямидори и саяма каори.
– Мне нравится… как вы их называете? – Она указала на чашки без ручек.
– Чаван. Или чашка матча.
Сэцуко обратила взор в свою чашку, олицетворяя смирение и уважение, и между ними воцарилось молчание. Тишина в комнате создавала завораживающее ощущение спокойствия. На лице Фионы появилась улыбка:
– Теперь мне захотелось вам кое-что рассказать…
– Вы не обязаны мне ничего рассказывать! Я просто хотела, чтобы вы ощутили покой.
Фиона изучала свою скромную хозяйку.
– И вам это удалось… Благодарю!
– Я знаю, каково это – чувствовать себя… не в своей тарелке.
– Вы знаете? – Фиона удивилась. Сэцуко, казалось, была воплощением безмятежности.
Грациозно наклонив голову, она улыбнулась от того, что Фиона ей не поверила.
– Когда мы вернулись в Японию, я была подростком. Американским подростком. Ненавидела родителей за то, что они увезли меня от всего мне знакомого. Япония казалась чужой и другой, хотя в чем-то знакомой. Это выбило меня из колеи, но вместо того, чтобы учиться, я сопротивлялась… Сопротивлялась всему. Думаешь, Маю непокорная… – Она засмеялась. – С ней-то легко… Чтобы угомонилась я, потребовалось много времени. Чтобы я поняла, что это мой дом. Поняла, что традиции приносят умиротворение и гармонию. Я очень усложнила жизнь своей матери.
Фиона подняла брови. Сэцуко казалась такой спокойной и нежной, что в это было трудно поверить.
– Моя мать – замечательная женщина. И очень мудрая. Она не пыталась меня перебороть. То есть делала это не таким очевидным образом. Просто сама вернулась к традициям и познакомила меня с ними. Она никогда не заставляла меня что-либо делать и не настаивала на том, чтобы я следовала старым обычаям,
