Кики сидела за роялем, мама играла на блок-флейте, а я отвечал за пение. Считается, что у меня неплохой голос.
Пахло апельсиновой кожурой, которую мама разложила сушиться на батарее. В оконных стёклах отражалось неровное пламя свечей, а снаружи беззвучно и плавно опускались на землю крупные снежинки. Во всём чувствовалось приближение Рождества.
– С небесных высей ангелы сойдут, – затянул я.
Мама отвела от губ блок-флейту, громко и радостно подхватила:
– О-а! О-а! Ангелы – к Рождеству!
Но с небес явились не ангелы, а мистер Мюз. Раздался оглушительный грохот, и в следующую секунду он рухнул в гостиную, проломив потолок. Точнее говоря, сперва он проломил крышу, а потом и потолок.
Пол под нашими ногами заходил ходуном. Мама и Кики от ужаса заорали как резаные.
Нечто огромное и коричневое, сопровождаемое градом осколков из кровельной черепицы и битого кирпича, рухнуло на наш стол «Сёрен», купленный в ИКЕА, превратив его в кучу щепок. Заодно приказали долго жить лежавшие на нём кокосовые печенья и рождественский венок.
Кокосовых печенюшек было не жалко. Их, как обычно, испекла и прислала по почте бабушка. И они, как обычно, у неё подгорели. Ежегодно мама использует их как украшение на ёлку. Потом мы с Кики скармливаем подгорелые кругляшки уткам в городском парке.
Когда бабушка приезжает на Рождество, нам приходится рассказывать ей, какое изумительно вкусное у неё печенье. Я врать не особо люблю. Но надо же кому-то и об утках подумать.
– Боже мой, это ещё что такое? – прошептала мама, когда пыль улеглась.
Огромная коричневая туша неподвижно лежала посреди кучи из обломков «Сёрена» и раскрошенного печенья. У неё были рога и четыре длинные ноги, торчащие во все стороны.
– Это лось, – сказала Кики. – Причём самец.
Тут она попала в самую точку. Доказала, что на её эрудицию можно положиться и в кризисной ситуации. Возможно, за это она к Рождеству получит дополнительный подарок. Если твоя сестра старше тебя, жизнь порой бывает очень несправедливой.
Рога лося были как будто обтянуты мягким бархатом. На ощупь прохладным и тёплым одновременно.
– Бертиль Вагнер, ну-ка, убери от него руки! – приказала мама.
Я отдёрнул руку. Мамин страх мне хорошо знаком: она боится блох и вшей, поэтому мне не разрешают завести собаку.
– С чего ты взяла, что это он, а не она? – спросила мама Кики.
– У лосих нет рогов, – объяснила сестра.
– Ну, конечно, – сказала мама и кивнула. – Естественно!
Естественно! Хорошо, ещё наша соседка Герлинда Вольтерсхаузен этого не слышала. С тех пор как мама развелась с папой, она стала маминой лучшей подругой. По четвергам она посещает женский кружок, который борется за эмансипацию.
Мама посмотрела на тёмную дыру в потолке. С её краёв всё ещё осыпалась штукатурка.
– Разве лоси умеют летать? – недоверчиво спросила она.
– Нет, – ответила Кики. – Ещё они не умеют бегать по горам, нырять и играть в теннис. Говорить они тоже не умеют.
Лось открыл глаза, будто он только этого момента и ждал.
– Ошибаешься, малышка! – отчётливо произнёс он. – Я владею пятью языками, причём свободно.
– Положим, – как ни в чём не бывало парировала Кики, – зато у вас американский акцент!
Она терпеть не может, если последнее слово остаётся не за ней.
Мама выпрямилась во весь рост, будто только что проглотила свою флейту. Рот у неё то открывался, то закрывался. Понятное дело: не каждый день на твой дом падают говорящие лоси.
– Меня зовут мистер Мюз, – представился лось. Голос у него был такой же бархатный, как и его рога. – Из семейства Оленевых.
Он стал медленно подниматься, становясь всё больше и больше. Моя голова едва доставала ему до шеи, с которой свешивались спутанные лохмы.
– Оленевые – жвачные животные, которые ежегодно меняют рога, – заявила Кики, хотя никто её об этом не спрашивал.
– Естественно, – повторила мама.
– Как, например, северные олени, – добавила Кики.
– Естественно, – сказала мама в третий раз.
Мистер Мюз пригнулся и втянул голову.
– Уж нет ли тут кого-то из этих каналий? – фыркнул он.
– Естественно,
